Стань моей тенью. Екатерина Кравцова

на небо выползла почти полная луна, и звезды светили ярко, предвещая раннюю и суровую зиму. Мирные мысли потихоньку овладевали умами: о том, как заготовить побольше зерна, как сладить со стаями волков, тревожащих стада, как отремонтировать жилища…

      Многие из гостей уже спали хмельным сном, когда над башнями замка заполыхало пламя. Оно занялось не сразу: сперва откуда-то потянуло дымом, робкие рыжие лепестки заплясали по кровле, и лишь затем разгорелся настоящий пожар.

      Покуда подгулявшие вассалы продрали глаза, пока они схватились за мечи – драгоценное время было утеряно. И хвататься-то надобно было скорее за ведра с водою, дабы затушить пламя… И пожар, пожравший все деревянные строения, не остался единственным злодеянием, совершенным кем-то в ту ночь.

      В одной из башен нашли тела ближайшего друга Старого лорда – Локвуда, и его жены. А в спальне с мечом в руках лежал на полу сам Старый Лорд, глядя в ночь мертвыми пустыми глазами, и возле его тела корчился в страшных мучениях тот, кто должен был стать господином по желанию своего отца.

      Его обнаружил старый, и, как я поняла сразу, очень мудрый слуга. Он никого не пустил на место трагедии, кроме еще двух доверенных слуг. Вместе они взяли на себя огромную ответственность. Их мысль была очевидна: сюзерен убит, а его сын – единственный, кто может заменить убитого. И сколько бы желающих не нашлось на его место, занять престол отца вправе лишь он один.

      Не представляю, как им удалось обстряпать это сложнейшее дело, но им удалось. Главная трудность заключалась в том, чтобы никто из вассалов не заподозрил, что их молодой сюзерен – недееспособный калека. А он стал калекой в эту ночь: не чувствовал ни спины, ни ног, с трудом мог шевелить руками, и не был уверен, находится ли на этом свете, или на том.

      Убийц не искали, потому что на поиски не было времени. Да и кто из слуг осмелился бы допрашивать благородных господ о причастности к преступлению! Призвать их к ответу мог бы разве что молодой Лорд, но он лежал недвижим под охраной самых верных слуг, и готовился к смерти. Он не хотел умирать, но понимал, что смерть подошла совсем близко. Власти же он жаждал тем сильнее, что она осталась единственным доступным ему проявлением жизни. И ради того, чтобы достичь ее, он мог бы взвалить на себя сколь угодно тяжкую ношу. Он снова переломал бы себе хребет, если бы это заставило вассалов присягнуть ему.

      – Они должны. Должны признать меня, – лихорадочно шептал он в заоконную черноту, и если мысль бывает материальна, то это была как раз такая мысль.

      В назначенный день он появился перед вассалами на галерее замка, и один бог знает, чего стоило ему на мгновение приподняться с кресла и махнуть рукой собравшимся. Все знали, что он тяжело ранен, и его появление убедило всех, что он не беспомощный калека. А потом… потом произошло нечто, чего никто не смог объяснить. Новый сюзерен оглядел толпу, и внезапно ему показалось, что он заглянул в глаза каждого из этих