Один день неизвестного поэта. Поэма. Олег Филипенко

вот так», – напоследок себе пожелаешь.

      Короток путь мой к метро. Я подумал, что было бы славно

      просто сейчас прогуляться пешком. Но, увы, на работу

      надо спешить. Опоздать на работу позволить себе я

      просто не в силах, – такой уж характер, – и это понятно:

      если сегодня позволю себе опоздать, что же завтра

      я подчиненным скажу, если вдруг опоздают на службу?

      Вот милицейский патруль впереди я увидел, что зыркал

      по сторонам и меня напрягло их вниманье. В Москве я

      несколько лет уж живу без прописки, и как-то однажды

      был я задержан за это и даже меня в отделенье

      препроводили и заперли в карцере. Я дебоширить

      стал и ругаться, пока, наконец, лейтенант, что дежурил

      на телефонах, не начал звонить моим добрым знакомым

      чтоб приезжали меня выкупать из ментовки. Мгновенно

      Ирочка, добрый мой ангел, а также еще один парень

      были на месте и, штраф заплатив, из ментовки забрали.

      Что же я понял там сидючи час? Что свобода, о коей

      нынче твердят, иллюзорна. Что есть круг известный народа —

      нищих, бродяг и других неудачников, коих нередко

      и за людей не считают, чьи личности терпят насилье.

      Кстати, одно поразило меня в этом карцере грязном.

      Я с любопытством, пока там сидел, стал рассматривать стены,

      надписи взглядом ища. И представьте мое удивленье

      после осмотра, когда не нашел никакого я мата

      или иного ругательства. Были зато утешенья

      и наставление всем уповать на Иисуса. Я тронут

      был наставленьем, которого смысл заключался в той мысли,

      что лишь Иисус любит всех незаконно отверженных жизнью.

      «Вот, – я подумал, – действительно, кто же бродягу утешит,

      коль ни отца нет, ни матери, люди ж его презирают,

      всеми отверженный, ходит и просит подачки, а сердце

      ищет любви, утешенья. Ведь люди хотят одного лишь!

      Сердце бродяги такое ж как сердце любого иного,

      также оно омываться любовью желает. А нету

      рядом источника чувств. Потому-то несчастный и помнит

      об Утешителе, что не отвергнет, а примет с любовью».

      Так я подумал тогда, и сейчас тронут этой же мыслью.

      ГЛАВКА ТРЕТЬЯ

      По эскалатору вниз опускаться я стал. И хоть время

      было в запасе, но я зашагал по ступенькам, ведь скучно

      просто стоять и глазеть на рекламу и лица всех встречных.

      «Автозаводская» мельком прочел на стене, подошедши

      к краю платформы, и поезда стал дожидаться, шагая

      взад и вперед по платформе. Когда-то давно, лет пятнадцать

      или семнадцать назад, когда только окончил я школу,

      и из далекого Крыма приехал в Москву в Театральный

      вуз поступать в первый раз (поступил я в него со второго,

      но после армии уж), то я жил уже в этом районе.

      Больше скажу – жил я в этом же сталинском доме, но только

      вход