Один день неизвестного поэта. Поэма. Олег Филипенко

огляделся вокруг, ожидая, когда наконец-то

      лифта кабинка подъедет, и стал размышлять о работе.

      Правда, недолго: секунды четыре иль пять и едва лишь

      я погрузился в проблему о деньгах, как тут же отбросил

      мысль неприятную: буду еще я грузить себя этим!

      Все устаканится. Вспомню об этой проблеме и выход

      буду искать на работе, а нынче приятно не думать

      мне ни о чем. Ведь не жизнь для работы, работа для жизни.

      Двери раскрылись, я в лифт поспешил и, чуть ногтем касаясь

      кнопки с цифирью «один», надавил на нее до упора.

      Двери закрылись, и я стал рассматривать стенки и даже

      на потолок поднял взгляд, – может, новую надпись увижу

      типа «Спартак – чемпион» или что-нибудь в этом же роде.

      Лифт же тем временем вниз опускался со скрипом и трясся

      как колымага на сельской дороге. Я даже подумал:

      «Как не застрять бы…» Ведь жутко представить себя в этой клетке.

      Клаустрофобия точно терзала мне душу тогда бы.

      Надо же, – в детстве я в лифте сто раз застревал, развлекуху

      в том находя, и сие не пугало отвязного парня.

      Нынче ж мне дурно от мысли одной, что могу я остаться

      запертым меж этажей, – вот как время и опыт меняют

      разум и всю психофизику нашу: трусливы как зайцы

      люди становятся с возрастом. Что тут поделаешь? Опыт

      есть отрицательный. Я, например, чуть от дыма в квартире

      не задохнулся, когда был пожар у соседей, точнее

      где-то в подвале, а дым очень едкий и черный по шахте

      лифта как сквозь центрифугу тянулся наверх, заполняя

      верхний этаж и квартиру мою. Я как раз в это время,

      помню, роман свой писал, где замыслил героя в финале

      жизни лишить и уже подошел к тому месту, где был он

      заперт в квартире и выйти не мог бедолага из оной;

      дом же, в котором сидел он, хотел я спалить и героя

      тем погубить. Но случился пожар в моем доме, и это

      стало мистическим знаком, чтоб я пощадил и героя,

      раз уж остался сам жив. Но с тех пор меня мучает часто

      клаустрофобия в лифте, квартире, метро. И, пожалуй,

      хватит об этом. Тем более, я уж из лифта наружу

      вышел и стал по ступенькам спускаться, чуть веки сощурив, —

      света так мало в подъезде, и еле виднелись ступеньки.

      Вот миновал этот темный и малоприятный участок

      я и к двери подошел, где недавно поставлен был ЖЭКом

      с кодом замок, чем жильцов осчастливил наверно, —

      мне же досадно – любимая кода не знает и как бы

      не огорчить ее этим. Расстроится девочка, верно.

      Дверь приоткрыв, огляделся назад, чтоб еще раз увидеть

      надпись фломастером черным на синей стене шрифтом крупным

      «ЗЮЗИК». И я улыбнулся, и сердце согрелось любовью…

      Вот уж и листья деревья покрыли. Как быстро, однако!

      В этой Москве и весны не увидишь ты толком. Зиму лишь

      солнце