Чума на ваше поле!. Кир Булычев

еще ни разу не удавалось серьезно поговорить с Борисом. Борис не считал его настоящим родителем, имеющим право наказывать.

      – Узнай, пожалуйста, какие есть от этого лекарства, – попросила Елена. – У тебя же есть связи среди медиков. Наверняка появились новые средства. Может быть, импортные.

      – А ты уверена, что Боренька?.. – спросил Николай вместо того, чтобы ответить на вопрос.

      – Чем ты можешь помочь? – спросила Елена.

      За немытым окном лаборатории торчали покосившиеся после урагана тополя.

      – Я сам с ним поговорю, – сказал Николай.

      – Тебя не пустят. Это инфекционное отделение.

      – У меня в области каждый второй врач знакомый.

      – Тогда достань лекарства.

      – Но их же нет, – разумно сказал Николай. – Наркомания лечится усердием близких, силой воли больного, разумным медицинским уходом, а в медикаментозные средства я, прости, Алена, не верю.

      – Коля, у тебя же хорошая голова. Придумай что-нибудь.

      – Хорошо, хорошо, завтра я еду в Тулу.

      Елена ждала на скамейке в больничном саду. Ехали они раздельно. Николай в Туле ночевал – он остановился у своего институтского друга, чтобы уже с вечера обзванивать знакомых. Елена приехала ранней, набитой народом электричкой.

      Николай сразу прошел внутрь, а о Елене не подумал. Она и не обижалась, но страшно хотела хотя бы поглядеть на Борю.

      Два парня подозрительного вида стояли за кустами у анатомички. К ним подошел милиционер. Елена ненавидела их. Она знала, что дозы, которые переходят к охранникам, предназначены и ее мальчику.

      Раньше она никогда бы не посмела, да и не позволила себе вмешаться. Но сейчас она защищала сына.

      Она поднялась со скамейки и пошла к троице.

      При виде приближающейся женщины собеседники прервали разговор. Обернулись к Елене, как оборачивается стадо гиен, когда посторонний прерывает пир у трупа. Милиционер был туп и грузен, один из курьеров (она называла их для себя по-газетному курьерами) – просто громила со скошенным подбородком и симметрично скошенным черепом. Третий был куда значительнее, может, даже привлекателен, если бы не рыжие глаза. Злые глаза. Тигриные глаза. А остальное из плохого американского фильма – выправка, плечи, обтянутые футболкой, чтобы окружающие бабы могли полюбоваться мышцами, узкие бедра, обтянутые джинсами. Наверное, «голубой», подумала Елена.

      – Ты чего? – спросил мент.

      – У меня там лежит мальчик, – сказала Елена. Она не хотела ничего говорить, даже подходить к ним, разумеется, не хотела. Но все происходило помимо ее желания. Нервы разыгрались.

      – Ну и лежит, – сказал мент.

      – Он наркоман, – сказала Елена. – И я знаю, что туда приносят наркотики. И если вы с этим связаны, то должны понять, насколько это бесчеловечно.

      – И что? – спросил милиционер. – Что?

      – Я надеюсь, что вы к этому не причастны. Но если это не так…

      – Гражданка, шли бы вы отсюда, – сказал милиционер.

      – Психованная, – сказал Скошенный подбородок.

      – В