Живые и мертвые. Константин Симонов

виноват, – глухо ответил тот, не поворачиваясь.

      – Что ж вас судить, просто стыдно – и все. Вы комсомолец?

      – Комсомолец, – так же глухо сказал шофер.

      – Тем более стыдно, – сказал Шмаков. – У меня сын комсомолец, я бы от стыда сгорел, если б узнал, что он поступил так, как вы.

      – А где он, ваш сын? – тихо спросил шофер, и Синцов понял, что все предыдущие слова Шмакова будут для шофера пустым звуком, если Шмакову придется ответить, что сын его где-то в тылу.

      – Мой сын был летчиком, бортстрелком. Он убит неделю назад. А что?

      – Ничего, – совсем тихо сказал шофер.

      – Стоп! – воскликнул Синцов, следивший за дорогой.

      Они остановились у поставленного в кювете противотанкового орудия, которое издали казалось выползшим из леса на шоссе островком кустарника. Рядом с орудием сидел полковник без фуражки, с коротко остриженной седой головой и пил чай из термоса.

      – Продерните машину на двести метров дальше, – вместо приветствия сказал он, когда Шмаков и Синцов вылезли из машины, – а потом будем разговаривать!

      Шмаков приказал шоферу проехать вперед и, кивнув на север, показал полковнику, что там, километрах в четырех, немцы обстреливают шоссе.

      – Очень может быть, – сказал полковник, вставая и завинчивая термос.

      Выслушав этот спокойный и, как показалось Синцову, насмешливый ответ, Шмаков спросил, не знает ли товарищ полковник, где находится штаб хоть какой-нибудь дивизии.

      – Штаб хоть какой-нибудь дивизии? – все так же насмешливо переспросил полковник. Он надел фуражку и, застегнув на термосе брезентовый чехол, повесил его через плечо. – Если хоть какой-нибудь, так поедемте в нашу.

      – А какая ваша? – спросил Шмаков.

      – А вы кто будете?

      Шмаков предъявил удостоверение. Полковник мельком заглянул в него и сказал, что он начальник артиллерии 176-й дивизии, проверял здесь противотанковую оборону и едет обратно в штаб.

      – А как проехать в Триста первую? – сейчас же спросил Шмаков.

      Полковник пожал плечами и сказал, что штаб 301-й был километрах в восьми к северу, но раз дорогу обстреливают немцы, то до выяснения обстановки туда, пожалуй, нет смысла ехать. И в этом «пожалуй» опять проскользнула спокойная насмешка.

      – А мне говорили, что штаб Триста первой ближе, в четырех километрах отсюда, – сказал дотошный Шмаков.

      Полковник снова пожал плечами.

      – Когда говорили и где говорили?

      – В политотделе армии, вчера.

      – Поменьше верьте тому, что вам говорили вчера, товарищ батальонный комиссар, не то без учета фактора времени проведете остаток дней в плену. А с белой головой, как у меня и у вас, попасть в плен уж вовсе глупо. Вы тоже лектор? – полуобернулся полковник к Синцову.

      – Нет, я из фронтовой газеты.

      – А… – без всякого выражения сказал полковник и зашагал к машине длинными, журавлиными ногами в хромовых сапогах со шпорами.

      Синцов, Шмаков и сопровождавший полковника капитан – командир дивизиона, – еле поспевая,