Чужая память. Кир Булычев

тогда, двадцать пять лет назад. Мы же снимали там комнату. Теперь их начали сносить.

      – Не помню, – быстро ответила Эльза. – Это было давно. Может, вызвать врача?

      – А ты всегда хвасталась фотографической памятью, – сказал Ржевский. – Мне бы твою память, я бы давно стал академиком.

      – Ты и так станешь, – сказала Эльза уверенно. – Если тебя в следующий раз не сожрет тигр. Все-таки расскажи мне, как это произошло.

      Ржевскому почему-то не хотелось рассказывать Эльзе об утреннем переполохе. К тому же заведующей институтской библиотекой совсем не обязательно знать обо всем.

      – Как у тебя дома? – спросил он. – Как Виктор?

      Эльза отмахнулась.

      – Мама как? Ниночка?

      – Да, кстати, я еще вчера хотела к тебе зайти по этому поводу, – сказала Эльза. – Ниночке поступать в институт.

      – Да, знаю, – сказал Ржевский. Летом Нина поступала на биофак и безуспешно. Ни пробивная сила Эльзы, ни помощь Ржевского, которого, конечно же, заставили звонить на самый верх, не помогли. Теперь Нина пережидала год, работала в библиотеке у матери.

      – Я хотела тебя попросить – переведи ее в какую-нибудь лабораторию. Ей будет легче поступить. Ты же обещал, когда освободится место. Кадровик сказал, мы набираем лаборантов.

      – Хорошо, – сказал Ржевский, подвигая к себе папку с почтой. Может, Эльза догадается, уйдет?

      Эльза подошла к окну.

      – В самом деле, сносят бараки, – сказала она. – Я и не заметила. Быстро идет время. Ты совсем седой. Тебе надо отдохнуть.

      Ржевский поднял голову, встретился с ее взглядом. Взгляд и голос требовали ответной теплоты. Но ее не было. Что будешь делать.

      6

      Эльза открыла поцарапанную бурую дверь, ступила в полутьму коридора. Давно надо бы повесить новую лампу, на той неделе чуть не купила, но сумка была тяжелая, отложила до лучших времен. Паркетины знакомо заскрипели, когда Эльза вешала плащ. Виктора, конечно, нет дома, придет навеселе.

      Эльза прошла на кухню, бросила сумку с продуктами на стол рядом с посудой, оставшейся после завтрака. Виктор обещал помыть. Конечно, никто не почесался, чтобы привести кухню в порядок. Хлеб засох, ломтики сыра свернулись, ощетинились сухими краями. Ну, ломают бараки, и Бог с ними, почему она должна думать об этих бараках? Эльза зажгла газ, налила в кастрюлю воды, достала вермишель.

      – Кисочка, – раздался голос сзади, – я без тебя изголодался.

      – Ты дома? – Эльза не обернулась. – Я думала, на футболе.

      – Хлеб я купил. Два батона. Один я съел, кисочка.

      За последние годы Виктор расползся и размяк. Эльзе казалось, что стулья начинают скрипеть за секунду до того, как он на них садится.

      – На Сергея обезьяна напала, – сказала Эльза.

      – Они у вас бегают по институту? – спросил Виктор, придерживая открытую дверцу холодильника, чтобы посмотреть, нет ли еще чего-нибудь съедобного.

      – Ты за Ниночку не боишься?

      – Молодой шимпанзе вышел из клетки, пробрался в кабинет