Три метра над небом. Трижды ты. Федерико Моччиа

такой, все относились к нему с симпатией.

      – «Такой»? Какой такой? Что ты имеешь в виду?

      – Такой, такой… такой Полло. Вот и все.

      Джин кивает и пробует кусочек сибаса.

      – Ммм, пальчики оближешь. «Меню для Джин» – такая вкуснятина!

      – Это да.

      – Шеф-повар просто гений.

      – Да, правда.

      Джин смотрит на Стэпа, и внезапно ее настроение меняется.

      – Так ты уже был здесь с какой-то другой?

      Стэп становится серьезным.

      – Нет, никогда.

      Джин снова на него пристально смотрит.

      – Я говорю правду.

      Она успокаивается и снова берется за еду, но потом вдруг снова перестает, словно о чем-то вспомнила.

      – Поклянись, что больше никогда не придешь сюда с другой.

      Стэп берет салфетку, вытирает губы, поднимает обе руки и скрещивает указательные пальцы около рта.

      – Кляну… – начинает он.

      – Да, да, клянется он всеми святыми! Нет, давай серьезно, ты должен сказать это серьезно.

      – Ладно.

      Тогда он поднимает правую руку к лицу – ладонью к себе и тыльной стороной к ней.

      – Клянусь, что больше никогда не приду сюда в «Мирабелле» ни с какой другой… – и добавляет: —…кроме тебя. И надеюсь, для того, чтобы отпраздновать что-то хорошее, а не для того, чтобы заслужить прощение.

      – Хорошо, я согласна.

      Ее лицо светлеет: похоже, у нее не осталось никаких опасений.

      В тишине этого прекрасного зала – только они вдвоем. Не слышно никаких звуков, кроме песни «Взгляд любви» Берта Бакарака.

      Не поднимая глаз от тарелки, Джин говорит ему тихо и таким тоном, который почти не кажется ее собственным.

      – Не знаю, как ты убедил мою мать, и тем более не знаю, как ты убедил меня. Но прошу тебя, не заставляй меня больше страдать. Иначе я просто умру. Если ты не уверен, что сможешь, то тогда встань прямо сейчас и уйди, прошу тебя.

      Стэп смотрит на нее: она все еще не поднимает взгляда от тарелки. Он немного молчит, и вдруг ему, как никогда, становится стыдно за то, что случилось.

      – Джин, прости меня, серьезно, больше такого не произойдет, клянусь тебе.

      Он берет ее за руку, и тогда Джин поднимает глаза и улыбается ему. Кажется, что теперь она уже не сомневается и успокоилась, наконец-то успокоилась, и они продолжают есть, часто переглядываясь и иногда улыбаясь друг другу, хотя и немного смущенно.

      Потом Джин внезапно любопытствует в последний раз.

      – Извини, а если бы я не согласилась тебя простить, то за весь этот ужин заплатила бы я?

      – Боюсь, что так.

      – Тогда хорошо, что ты остался! Я ушла из дома без денег.

      25

      Ворота автоматически открываются, и я въезжаю во двор на своем «смарте». Я живу в районе Камиллучча, в небольшом коттедже внутри квартала. Сад освещен. Выходя из машины, вижу, что посаженные вдоль фасада жасмин, белые розы и бугенвиллеи разрослись так пышно, что заполонили почти весь дворик.

      В окнах первого этажа я вижу гостиную и кухню, две единственные комнаты, в которых горит свет. Быстро поднимаюсь