Как-то лошадь входит в бар. Давид Гроссман

оттуда пинком. Спотыкаясь, он делает еще несколько шагов по сцене, едва не падает, тормозит обеими руками о деревянный пол, а затем резким движением задирает кверху зад. По залу прокатывается смех, публика аплодирует. Люди все еще заходят из фойе, громко болтая.

      – Дамы и господа, – объявляет, не разжимая губ, мужчина, сидящий за столом со световым пультом, – встречайте аплодисментами Довале Джи.

      Человек на сцене по-прежнему пребывает в позе обезьяны, его большие очки криво сидят на носу. Он медленно оборачивается к залу и окидывает его долгим немигающим взглядом.

      – О, – фыркает он, – не Кейсария, нет?

      Раскаты смеха. Он медленно выпрямляется, отряхивает ладони от пыли.

      – Похоже, мой агент опять меня поимел?

      Слышатся выкрики из публики. Человек бросает ошеломленный взгляд в зал:

      – Что такое? Что ты сказала? Ты, седьмой столик, да-да, ты, милочка, мабрук[3], у тебя новые губки, тебе они очень к лицу!

      Женщина хихикает и прикрывает рот ладонью.

      Человек стоит на краю сцены, слегка раскачиваясь взад-вперед.

      – Будь серьезной, моя прелесть, ты всамделе сказала «Нетания»?

      Его глаза расширились, почти заполнив линзы очков:

      – Дайте соображу: ты мне здесь говоришь, в здравом уме и с предельной наглостью, что я сейчас, ашкара[4], в Нетании, да еще и без бронежилета?[5]

      Скрестив ладони, он в ужасе прикрывает ими причинное место. Публика восторженно ревет. Тут и там раздается свист. Входят еще несколько пар, а за ними – шумная компания молодых мужчин, по-видимому, солдаты в увольнении. Маленький зал заполняется. Знакомые машут друг другу. Три официантки в шортах и фиолетово светящихся маечках с круглым вырезом выходят из кухни и снуют между столиками.

      – Послушай-ка, Губки, – человек улыбается женщине за седьмым столиком, – я с тобой еще не закончил, давай поговорим об этом… Нет, потому что ты кажешься мне девушкой серьезной, с оригинальным вкусом, если я правильно понимаю твою занятную прическу, которую тебе сделал – дай угадаю – тот самый дизайнер, сотворивший нам и мечети на Храмовой горе, и атомный реактор в Димоне?

      Публика от души хохочет.

      – И если я не ошибаюсь, здесь я чую еще и запах денег… Ямба[6] денег… Я прав или я не прав? А? Сто пудов? Нет? Совсем нет? Я скажу тебе почему. Потому что я вижу здесь и великолепный ботокс, и совершенно бесконтрольное уменьшение груди. Поверь мне, я бы руки отрезал этому пластическому хирургу.

      Женщина скрещивает руки, прикрывает лицо ладонями и взвизгивает сквозь пальцы, как от щекотки.

      По ходу разговора он быстро расхаживает по сцене от края до края, потирая руки и пристально разглядывая публику в зале. Его ковбойские сапоги с высокими каблуками сопровождают все перемещения сухим постукиванием.

      – Только объясни мне, лапочка, – громогласно вопрошает он, не глядя на женщину, – как такая интеллектуальная девушка не знает, что

3

Мабрук – благословение по поводу радостного события или позитивного процесса (арабск.).

4

А^́шкара – прямо-таки (сленг, арабск.).

5

Курортный город Нетанию нередко и не без оснований называют криминальной столицей Израиля.

6

Я^́мба – много, в изобилии, в огромном количестве (сленг, «ям» – «море», ивр.).