Вера. Елена Крюкова

ржавом, о миске пустой,

      О нищей державе, о вере святой,

      О старом, безумном, больном мужике,

      Что голубя нянчил на мертвой руке.

      «…моя ненастная паломница…»

      Нищенке Нижнего Новгорода Елене Федоровне

      …моя ненастная паломница

      по всем столовкам да по хлебным.

      Моя нетленная покойница —

      о, в кацавейке велелепной.

      Моя… с котомкой, что раззявлена —

      нутром – для птиц: там злато крошек!..

      Моя Владычица, раздавлена

      любовью всех собак и кошек…

      Живая, матушка, – живущая!..

      Ты днесь во чье вселилась тело?..

      С вершок – росточком, Присносущая,

      катилась колобком несмелым.

      Неспелым яблоком, ежоночком,

      колючим перекати-полем… —

      Дитенок, бабушка ли, женушка, —

      и подворотней, как престольем!.. —

      Ты, нищенка, ты, знаменитая, —

      не лик, а сморщь засохшей вишни, —

      Одни глаза, как пули, вбитые

      небесным выстрелом Всевышним:

      Пронзительные, густо-синие,

      то бирюза, то ледоходы, —

      Старуха, царственно красивая

      последней, бедною свободой, —

      Учи, учи меня бесстрашию

      протягивать за хлебом руку,

      Учи беспечью и безбрачию, —

      как вечную любить разлуку

      С широким миром, полным ярости,

      алмазов льда, еды на рынке,

      Когда тебе, беднячке, ягоды

      кидала тетка из корзинки:

      Возьми, полакомись, несчастная!..

      А ты все грызла их, смеялась,

      Старуха, солнечная, ясная, —

      лишь горстка ягод оставалась

      В безумной жизни, только горсточка

      гранатиков, сластей, кровинок, —

      И плюнул рот, смеяся, косточку

      на высверк будущих поминок,

      На гроб, на коий люди скинутся —

      копейкой – в шапку меховую…

      Учи, учи меня кормилица,

      ах, дуру, ах, еще живую…

      Душа летит над землей. Неоконченная картина

      …Прости, прости же, дочь. Ты положила

      Туда – с собой – бутылку да икону…

      И вот лечу, лечу по небосклону

      И плачу надо всем, что раньше было.

      И больше до тебя не достучаться.

      А лишь когда бредешь дорогой зимней

      В дубленочке, вовек неизносимой, —

      Метелью пьяной близ тебя качаться.

      Я вижу все: как входишь в магазины

      И нищую еду кладешь рукою

      В железную и грязную корзину,

      Плывя людскою гулкою рекою.

      Я вижу все – как бьет отравный ветер

      Тебя, когда идешь ты узкой грудью

      Насупротив такого зла на свете,

      Что легче камнем стынуть на распутье.

      Я вижу, как – осанистей царицы —

      Ты входишь в пахнущие потом залы

      Золотоглавой, смоговой столицы,

      Которой всех поэтов было мало!

      Но слышу голос твой – браваду улиц,

      Кипение