Дневник смертницы. Хадижа. Марина Ахмедова

быстро бегали по натянутым ниткам. Она увидела меня и встала с пола.

      – Учитель меня прогнал, – сказала я.

      Мама обняла меня и заплакала, и я снова чувствовала, как шевелятся ребра у нее под кофтой. В тот день бабушка дала мне большой кусок сахара.

* * *

      Однажды все утро у соседки Салихи кричала корова – у нее в животе теленок повернулся не в ту сторону и не выходил. На печке стояла большая кастрюля с бульоном, из нее поднимался жирный пар. Бабушка катала тесто на хинкал.

      – Иди, да, – сказал ей дедушка. Коротким ножом он вырезал из деревяшки ложку. У нас уже был целый мешок таких ложек. – Еще двадцать минут назад Муслим говорил, что зарежет ее, пока не издохла.

      – Астагфирулла, – сказала бабушка, завязывая на лбу косынку.

      Нам всем надоело слушать, как кричит корова.

      Бабушка умела засовывать руку коровам и овцам в живот. Мама забрала у нее скалку и сама начала катать круг. Говорят, когда мама меня рожала, бабушка тоже засунула руку к ней в живот и вытащила оттуда меня. Мама не была такой сильной, как бабушка. Я потрогала свой живот. А вдруг у меня там тоже кто-нибудь есть?

      – Мама, почему из тебя больше не выходят дети? – спросила я.

      Мама покраснела, а дедушка стукнул меня по лбу ложкой. Я заплакала, так мне было обидно, а потом забыла – все равно не больно.

      – Завтра Курбановы придут. Надо барана зарезать, – сказала бабушка, бросила взгляд на маму и вышла.

      – Иншалла, – сказал дедушка.

      Они ждали Курбановых из соседнего села. А мама не хотела, чтобы они к нам приходили. Я тоже не хотела – сама не знала почему.

      Я чистила чеснок. Это всегда было моей работой. Все ели хинкал, а чистила чеснок я одна. Снимала с него шелуху и давила в большой деревянной ступе. Как мне это надоедало! Лучше бы я делала что-нибудь другое – от моих рук каждый день пахло чесноком.

      – Иди, да, – сказал мне дедушка, – принеси там со стола мой табак.

      По узкой лестнице я поднялась на второй этаж за табаком. Уже хотела взять его со стола и бегом спуститься вниз, но тут меня кто-то позвал:

      – Хадижа…

      Я обернулась. Никого в коридоре не было. Только сквозняк поднял занавеску на двери бабушкиной комнаты.

      – Заходи, – позвал голос оттуда.

      Сначала я не хотела, но голос звал меня и звал.

      – Нельзя, – сказала я. – Бабушка не разрешает заходить в ее комнату без спроса.

      – Зайди… – повторил голос.

      Теперь я знаю, что это был шайтан. Он меня заставил совершать плохие поступки. Бабушка говорила, что иногда шайтан выбирает людей, которые плохо себя ведут, и начинает их звать. Но когда слышишь, как кто-то зовет тебя незнакомым голосом, нельзя отзываться, нельзя даже оборачиваться. Это шайтан! Временами я слышала, как он зовет меня: «Хадижа! Хадижа!» Ой, как я пугалась! Что ему от меня надо, не понимала я. Что он ко мне пристал? Бабушка сказала, он выбрал меня потому, что я ем еду с чужих могил. А зачем тогда ее кладут на могилы? Я думала, ее кладут, чтобы брали.

      Когда шайтан позвал меня в первый раз, я перестала брать еду покойников. Бабушка