Дневник смертницы. Хадижа. Марина Ахмедова

крутиться и он, хихикая, опустил меня на землю.

      – Пошли, пошли, – позвала бабушка, – давай обедать.

      Дядя с дедушкой ушли в комнату для гостей. Мама носила туда хлеб, соленья, тарелки, в которых плавало жирное мясо и картошка. Бабушка принесла пряники и конфеты. Я стояла на пороге и смотрела из-за занавески, как они отламывают хлеб и макают его в тарелки. Дядя меня заметил и снова захихикал. У него были голубые, как у дедушки, глаза. И красные кучерявые волосы. Почти такого же цвета, как у мамы. У нас в селе мало людей с такими волосами.

      – Хадижа, иди сюда, – позвал он.

      Я вошла в комнату.

      – Что ты хочешь – пряник или конфету? – спросил дядя.

      – Все хочу, – ответила я.

      Он засмеялся и дал мне и пряник, и конфету.

      – Ты совсем на Айшу не похожа, – сказал он.

      – А на кого она похожа? – спросил дедушка.

      – На нашу мать, – ответил дядя.

      Зачем он так сказал, обиделась я. Я ни за что не хотела быть похожа на бабушку! У бабушки большой красный нос и узкие глаза. У нее морщины и грудь, как две старые груши, которые упали с дерева на землю и высохли. Я видела один раз, когда она переодевалась!

      – Не хочу быть на нее похожа, она страшная!

      Дедушка захохотал.

      – Э, ты не знаешь, в молодости твоя бабушка была самой красивой в этом селе. Сколько за нее сватались, я даже думал – все, мне она не достанется. Радуйся Хадижа, что ты – вылитая она. Не то что твоя мать – бледная, худая, рыжая. Я, правда, сам тоже рыжий был, теперь седой, – сказал дедушка. – Вот твой дядя рыжий. Спроси, как его дразнили всегда.

      – Рыжий-пыжий конопатый, убил дедушку лопатой, – сказал дядя и захихикал.

      – Не надо дедушку убивать!

      – Ах ты моя молодец, – обрадовался дедушка. – Ма тебе за это еще пряник, – он протянул мне другой пряник.

      В обед места на нашем крыльце для чужих галош не осталось. К нам в дом шли и шли мужчины. Они заходили, жали руку сначала дедушке, потом дяде. Из той комнаты постоянно доносилось:

      – Салам алейкум.

      – Алейкум салам.

      Они садились вдоль клеенки, мама и бабушка носили им еду. Пришла Салиха и другие соседки. Несколько раз бабушка приносила из сарая бутылки водки. Она накрывала их передником и брала в руки через него, чтобы не касаться к водке. По ее лицу можно было подумать, она съела червяка. Бабушка ненавидела водку. Ее пили только мужчины. Ни одна женщина в нашем селе не пьет водку, это такой позор. Но они берут бутылки в руки, когда носят их мужчинам на стол, а бабушка берет только через передник и всегда строит такое лицо, как будто ее сильно тошнит.

      Соседки горланили, пока лепили курзе. Мама раскатывала тесто на большом деревянном круге. Иногда она переставала катать, опускала скалку, закрывала глаза и прислонялась к стене. Бабушке хватало одного взгляда, чтобы мама, вздрогнув, снова начинала катать.

      Дедушка несколько раз выходил из комнаты, в которой было столько мужских голосов, что я не могла разобрать