Маяки. Антология гуманистической фантастики. Далия Трускиновская

что-то в этом роде, но слова не идут с языка.

      В конце концов это я оставляю свою семью одну на целые дни. Девчонкам должно быть ужасно скучно.

      Но они никогда не жаловались на скуку. Ни разу не встретили меня в плохом настроении. Не предложили куда-нибудь выбраться или взять отпуск – хотя не могли никогда не скучать, не хотеть в отпуск, вообще ничего не хотеть!

      Во дворе Виктория бросает мяч, и щенок со счастливым визгом бежит за ним.

      Едва ли у меня есть моральное право в чем-либо обвинять свою семью и бросаться обвинениями в адрес Анфисы. А вот в отпуск выбраться все-таки нужно. Хотя бы на неделю. Когда-нибудь потом.

      И все-таки…

      – Я делаю это не ради себя, а ради других, – упрямо говорю я прямой спине, обтянутой белой майкой.

* * *

      27 марта

      Уже перед выходом из дома я вспоминаю, что Анна Сергеевна снова жаловалась на старичка, который не обращает на нее внимания. То, что пришло мне в голову, – это, конечно, шутка, очень глупая, детская, но удержаться я не в силах.

      – Виктория, а где тот мяч, что бабушка тебе подарила?

      – Какой мяч? – Дочь сосредоточенно возюкает стилусом по графическому планшету. Пальцами рисовать проще, но Виктория не ищет легких путей.

      – Сине-красный. Который мигает и воет, как баньши.

      – Баньши? Я не знаю про такой мяч.

      – Летом. – Я понимаю, что хмурюсь, и сильно тру лоб. – Бабушка подарила его тебе летом.

      Досадовать, что четырехлетний ребенок чего-то не помнит, – очень глупо. Но моя мама приезжала в гости всего два месяца назад!

      Я оглядываюсь на Анфису, но жена вдохновенно нарезает овощи. Ее прямая спина кажется мне напряженной.

      Ухожу в детскую, роюсь в коробках с игрушками в поисках сине-красного мяча. Он очень, очень ярко светился и противно пищал. Всегда мечтал его выкинуть.

      Мяча я не нахожу. Наверное, валяется где-то на лужайке, ну или он нигде больше не валяется, если Анфиса тоже мечтала его выкинуть.

      Возвращаюсь в кухню.

      – Анфиса, где тот воющий мяч?

      – Не знаю, – тут же отвечает она и отточенным движением сметает в салатник идеально нарезанные помидоры.

      Чувствую неприятный, царапающий холодок в груди и отказываюсь от поисков мяча.

      – Ладно, все равно это была бы глупая шутка.

* * *

      Детские дома. Инвалидные дома. Хосписы. «Подмост», в конце концов. Мало ли вокруг «утопающих котят», которым принесли бы счастье чужие воспоминания? Прибавить уверенности в себе, дать надежду, расширить горизонты, показать, что наш мир не столь уж плох, хотя это, разумеется, неправда. Куда меня несет?

      Нет ответов. Я путаюсь даже в вопросах, но не могу остановиться, не могу перестать делать то, что делаю, потому что у всех этих людей нет больше никого – нет действительно никого! Только такие же бедолаги, как они сами, и еще медицинские роботы – похожие на людей, бесконечно профессиональные, доброжелательные, терпеливые, бездушные.

      Мне все-таки нравится думать, что вместе с воспоминаниями