Симфония хруста. Екатерина Бордон

был… нет, естественно, не жениться! Мне жаль, если вы не в курсе, но женятся обычно по другой причине. А мы всего лишь начали встречаться.

      О, это был любовь.

      * * *

      Мы ждали медсестру, которая в этот момент покупала тайком от директора сигареты. Тихо тикали часы, блестели градусники в стеклянном стаканчике. С фотографии на столе на нас смотрел, улыбаясь беззубым ртом, младенец. Из-под кушетки выглядывали тапочки с помпонами. По-прежнему ревела Бёр. Она зажимала нос кружевным платочком и периодически громко икала. Я посмотрел на нее, она взглянула на меня, наши руки на кушетке случайно соприкоснулись и тут…

      БАХ!

      Было бы здорово написать, что это любовь, большая и, само собой, чистая, свалилась нам на головы, но на самом деле это были часы. И упали они только на меня. Очевидно, гвоздик, на котором лет тридцать весел этот тикающий механизм, наконец, не выдержал нагрузки, и выскользнул из стены. Хотя, кто знает, возможно это и в самом деле было Божье провидение, которое, кажется, решило «помогать» мне всегда и во всем. В любом случае, запыхавшаяся медсестра нашла у себя в кабинете уже не одного, а двух самозабвенно ревущих детей. Позже, когда нос Бёр и мою голову украсили цветные от зеленки пластыри, моя мама, которую вызвал и успел игриво отчитать наш директор, решила в качестве извинения пригласить Бёр к нам домой на чай. Так началась история нашей пылкой и горячей любви!

      Признаться, иногда мне казалось, что ее чувства ко мне имели весьма меркантильный характер. И, кажется, пахли они свежевыпеченными булочками… Бёр оживлялась и становилась разговорчивой только тогда, когда мы приходили ко мне в гости, и мама звала нас пить чай. Мы баловались плюшками (точнее, это я баловался, а она занималась самым настоящим плюшечным геноцидом), ее глаза блестели, щеки краснели от удовольствия, а воротник школьной формы белел от сахарной пудры.

      Такой я и запомнил ее навсегда.

      Мы расстались через десять дней после начала нашего бурного романа (точнее, после начала ее романа с пекарней моего отца). Причины разрыва были самые прозаические – я отказался делиться с ней пончиком (я, черт побери, имел на него право, и не смейте меня осуждать)! Признаться, Бёр быстро утешилась с Луисом, отец которого был владельцем шоколадной фабрики.

      P.S. Иногда я вспоминаю об этой своей первой любви и, признаться, жалею о том, что был не так умен, как Луис. Он-то первым делом потрогал ее грудь, а уж потом угостил шоколадкой.

      * * *

      Так или иначе, за время моей школьной жизни произошел миллион миллионов событий: мне купили велосипед (я обменял его у Жана на цветные стеклышки), кто-то утопил мой ранец в сточной канаве, я начал встречаться с худышкой Жюстин, ее унесло ветром (шутка), я научился печь караваи и круассаны, Мускат вышла замуж и через пять месяцев родила двойню, Патэ собрал свой первый мотоцикл (я обменял его у Сержа на калейдоскоп и коллекцию жуков), Патэ оторвал мне голову и родителям пришлось потратиться на новую, с мозгами (тоже шутка), Бриош начал помогать отцу на кухне и качать мускулы, чтобы производить