.

на первый этаж. Кабинет номер восемь.

      – А что там делать?

      – Там скажут.

      Пришел, показал направление врача. Круглолицая бабуля в замасленном халате посмотрела на меня строго, как бывший ефрейтор медицинской службы на рядового необученного, и приказала:

      – За мной.

      Завела меня в процедурную, заставила снять штаны и вкатила литра полтора живительной влаги из-под крана в то самое место, на котором члены профсоюза на собраниях штаны просиживают.

      – Уи-и-и… – издал я доходчивую фразу на языке наших предков, лазающих по деревьям, и ринулся в кабинет «ОО».

      Когда вышел, ефрейтор встретила меня строгим взглядом. В руках у нее была следующая порция тонизирующего. Экзекуция повторилась.

      – А теперь вставай в очередь и жди, когда тебя вызовут.

      Я встал в очередь. Передо мной – два ушибленных болезнью гражданина. Я хотел сесть в ожидании своей очереди, и тут только заметил, что я стою… разогнувшись.

      «Ничего себе, – подумал я, – а где же сердце?»

      А его нет. Нету, и все тут. Только что было, разогнуться не давало, а теперь нет. Я бывший спортсмен. «Дай, – думаю, – влечу на четвертый этаж больницы по лестнице». Взлетел. А сердца все равно нет. Спустился, снова взлетел. «О! Дыхалка заработала, а сердце – нет». Захожу в кабинет врача.

      – Извините, – говорю, – меня медсестра клизмотроном вылечила. Так что уж простите.

      – Сейчас посмотрим. Снимите рубашку, возьмите стакан с барием и выпейте.

      Я выпил барий (это такой белый порошок, в стакане с водой перемешанный).

      – А теперь вставайте вот сюда, под рентгеновский аппарат. Смотреть будем.

      Покрутила, повертела меня и говорит:

      – У вас дискинезия желчных путей, холецистит в страшно запущенной форме. Вам срочно нужно стационарное лечение.

      И я стал в больнице лечить дискинезию желчных путей. Прошло много лет, а я ее лечу и лечу. Периодически. К своему удивлению, даже средство простейшее нашел: выпил стакан горячей воды – и все как рукой снимает. И сердца после этой простейшей процедуры как не было, так и нет. Так что человек – машина сложная, и не каждый врач в ней с ходу разберется, одно ясно: пить надо меньше.

      Приглашение

      Если Земля, по мнению древних, стоит на трех слонах, то это, в конце концов, оказалось фантазией древних. Но вот совсем не фантазией было то, что завод РИАП в свое время держался на двух столпах, на директоре Василии Павловиче Морозове, высоком, грузном, малоподвижном человечище чувашской национальности, и менее высоком, но тоже толстом главном инженере Копылове Викторе Селиверстовиче. Основным достоинством обоих было умение управлять людьми. Оба они стоили друг друга. Иногда Виктор Селиверстович заходил в кабинет директора, предупреждал секретаршу, чтобы никого близко не допускала к двери в этот кабинет, и начинался бой титанов. Секретарша выгоняла всех из приемной, потому что из кабинета директора раздавался такой грохот, ругань и брань, что слышать это посторонним было нельзя. Виктор Селиверстович отстаивал право на самостоятельные