Мозаика жизни заурядного человека. Часть первая. Разбег. Павел Шаров

одно: знать, как он ко мне относится. Спроси у него.

      – А почему ты сама его об этом не спросишь?

      – Это выше моих сил, Паша.

      – Ну, хорошо, хорошо, я спрошу…

      – Только я буду рядом,…где-нибудь,… я хочу сама услышать. Понимаешь?

      – Понимаю, понимаю. Но это похоже на какую-то хирургическую операцию. А я не хирург. И, кроме того, то, что он мне ответит, может оказаться неправдой. Знаешь, мы друг перед другом иногда выпендриваемся. И я своей хирургической операцией извлеку и выброшу здоровый феномен под названием «ваша любовь».

      – Нет, нет, не выбросишь! Даже, если он начнет, как ты говоришь, выпендриваться, я все равно пойму. Паша, помоги мне. Здесь нет ничего плохого. Прошу тебя. Прошу!

      И я сдался. Предателем я себя не чувствовал. Более того, я помогал Рыжему побыстрей разобраться с амурными делами, если он в них начал запутываться.

      – Ладно, пошли прямо сейчас.

      Я зашел к Сэйку, договорился с ним пройтись по Свердловке, и мы вышли из полуподвала его квартиры во двор. Перед дверью со двора на улицу спряталась Танечка. Я остановил Сэйка.

      – Слушай, Сэйк. А как ты к Танечке относишься?

      Сэйк остановился, подошел к углу двора, встал спиной ко мне, и у него под ногами заурчало. Туалет в квартире был неисправен. Я покраснел. Первое непредвиденное обстоятельство состоялось.

      – Как, как! Она ведь прямо как вулкан!

      – Как вулкан, говоришь? Что, фонтанирует эмоциями, что ли? Значит, влюбилась.

      – А мне это зачем? Хоть бы кто ей занялся. Она же на мою психику давит.

      Я не знал такого жесткого отношения Сэйка к Тане и почувствовал, что дальше разговаривать бессмысленно.

      – Ну, ладно, ладно бухтеть.

      – Что ладно, что ладно! Я не знаю, куда от нее деваться.

      – Все, все, Сэйк. Остальное потом.

      Когда мы вышли на улицу, Танечки там уже не было – пропала. Мы пошли к улице Свердлова.

      – Ты вот что, Сэйк. Ты скажи ей, успокой ее, чтобы не переживала. Самое тяжелое в ее положении – это неясность, подозрения, мучительное желание понять, что же происходит. Понимаешь?

      – Скажи, скажи. Да она мне всю морду исцарапает.

      – Вот когда разгорится костер сомнений, тогда да – исцарапает, а сейчас пока есть еще время затушить. Понял?

      Мы уже подходили к улице Свердлова.

      – Да понял, понял я.

      Вдруг рядом с нами неожиданно, так же, как пропала, возникла Танечка. Она твердой походкой подошла к ничего не понимавшему Сэйку. Я сморщился от предчувствия. Раздался громкий, на всю улицу шлепок. Это Танечка, собрав воедино всю энергию своего хрупкого тела, вмазала Сэйку хорошую, запоминающуюся оплеуху.

      – Спасибо за науку, – сказала Танечка Сэйку и такой же твердой походкой пошла прочь.

      «Вот это одуванчик! – подумал я. – А я-то представлял ее беспомощной порхающей бабочкой. А это оказалась настоящая женщина. Молоде… ец!»

      – Ну,