Кто-нибудь видел мою девчонку? 100 писем к Сереже. Карина Добротворская

мнение, изменить которое мне иногда хотелось, но редко удавалось. К бордо я его так и не приучила, он предпочитал более легкое и более тонкое бургундское. С тобой мы никакого бордо не пили.

      Вино вообще пили мало, да и какое вино тогда было? “Медвежья кровь”? “Южная ночь”? “Алиготе”? “Монастырская изба”? Что-то сладкое и крепленое. Родительская кислятина из дачной черноплодной рябины. Приличное красное вино появилось в магазинах за год до моего отъезда в Москву. Это было болгарское каберне, недорогое и приятное. Именно его мы и пили с Лешей в самом начале нашего романа, пока он уверенно не перевел меня на французское.

      Ты сейчас спросил бы про Сережу:

      – А тебе есть о чем с ним пить?

      Ну да, это же Веничкина фраза: “Мне с тобой не о чем пить”.

      Не будем снобами, ладно? Во-первых, я никогда не видела его по-настоящему пьяным. Пьянела я, а он оставался собой. Во-вторых, да, мне есть о чем с ним пить. Я ведь писала тебе, что открываю новый мир – чужой, непонятный, устроенный по другим законам. Вот только не знаю, возможен ли этот роман без хмельного головокружения?

      Но я знаю одно – пока Сережин мир мне интересен, я его люблю.

      22

Ночь с 3 на 4 мая 2013

      Вспоминала сегодня наше первое появление вместе в профессиональной тусовке. Киноведческий семинар в репинском доме творчества кинематографистов. Я и раньше бывала в Репине на зимних каникулах, любила это место, встретила там когда-то много людей, с которыми продолжала общаться: Диму Месхиева, Киру Сурикову, Наташу Токареву. Но сейчас я ехала туда не просто в качестве твоей девушки, но и как аспирантка, молодой критик. Тебе предстояло выступить с анализом “Чапаева”, а мне – “Цирка”. Я обожала “Цирк” Александрова, и мы вместе проделали совершенно хулиганский его разбор. Позже по мотивам своего репинского выступления я написала статью в “Искусство кино”.

      Моя речь вышла такой дерзкой, что кто-то из пожилых киноведов подавал возмущенные реплики, особенно когда советскую пушку из “Полета в стратосферу” я сравнивала с членом. Ты сидел в зале, страшно нервничал и ерзал, готовый в любой момент броситься мне на помощь. Но уже тогда я умела справляться с любой аудиторией – чтение лекций давалось легко и доставляло мне удовольствие. Я удачно парировала строгие выкрики. К тому же за меня опять вступился Яков Борисович Иоскевич, сказав с места, что это блестящее выступление и тонкий структуралистский анализ фильма. Когда я закончила и спустилась к тебе в зал, ты взял меня за руку и бросал на всех гордые взгляды: “Как вам моя девчонка?”

      Именно там я впервые увидела Любу Аркус. Конечно, я о ней много слышала – и от тебя, и от других. Люба только что сделала первый номер “Сеанса”, который все жарко обсуждали. Поразительно: вокруг “Сеанса” собрались те, кто много значил и еще будет значить в моей жизни – Ира и Леша Тархановы, Таня Москвина, Миша Трофименков, Лена и Андрей Плаховы, позже – Паша Гершензон и Элла Липпа. А ты, погруженный по уши в наш роман, оказался вне этого