Кочубей. Аркадий Первенцев

чиркнул спичкой. Свет обнаружил упрямые глаза и подрезанные щетинистые усы дозорного.

      – Комиссар?

      – Да.

      – Спали б, комиссар, а то невзначай заколет кто-либо, ей-богу, – посоветовал боец и отошел.

      – Дозор? – спросил Кандыбин.

      – Да.

      – Все в караул-то вышли?

      – А ну попробуй не выйди. Враз на передовую, в самый огонь, а то в Козловую балку, – сказал боец с щетинистыми усами.

      – В балку еще не водили. Не было такого дела, – перебил его второй молодым, приятным голосом.

      – Нет, так будет, – отрезал первый.

      – Все наперед знает, как бог Саваоф, – ухмыльнулся молодой.

      – Бога не замай, он тебе ничего плохого не сделал, а нюх, верно, на будущие времена имею.

      – Нюх?! – удивился второй. – Откуда он у тебя? Усы-то ты подрезал?

      – Ну, подрезал, – напыжился первый, – што ж с этого? Я чуток ножницами подкорнал, штоб лучше сметану есть. Люблю сметану, товарищ комиссар, а усы мешали, я их и того…

      – Вот и нет у тебя нюха, Саваоф, – поддразнивая, снова сказал второй. – Помню, я мальчишкой был, отхватил коту усы. Перестал кот мышей ловить, сидит и фыркает. Нарежу ему колбасы, положу – съест, который кусок возле него, а остальные не замечает. Мяучит, мяучит, будто кто его за хвост дергает. Подвину – еще кусочек съест. Выходит – все у кота в усах, как и у тебя, Саваоф, и пропал ты теперь отныне и навек. Ну, мы заговорили вас, товарищ комиссар. Видно, с обходом?

      – Нет. Так прошелся, спать что-то не хочется.

      – Если с обходом – не сомневайтесь, товарищ комиссар. Проверочку сделать можете. И прямо скажу, хоть усов у меня и нет: никто не спит. Как на пружинах все.

      – Так ли? – нарочно усомнился Кандыбин.

      – Иначе быть не может, потому сознание заедает, товарищ комиссар. Сами деремся и очень чувствуем, что деремся со своими недругами, всех знаем злых, товарищ комиссар, кто там, – сказал он, указывая в направлении фронта, опустился на землю и словно растаял.

      «Вероятно, прилег в канаву», – решил Кандыбин и, попрощавшись куда-то в темноту, вышел на улицу.

      Он не успел дойти до штаба, как его задержал конный патруль. Патрульные были из седьмой сотни. Поздоровались и поехали дальше.

      Комиссар вернулся.

      Кони дежурной части были подседланы и звучно жевали зерно, помахивая торбами. Дежурная часть держала лошадей на улице, у временных прикольных коновязей. У ворот, верхом на пулемете, сидел боец, запахнувшись в шинель. Он прислонился спиной к щитку и, казалось, дремал, но когда рядом очутился комиссар, пулеметчик повернулся к нему и спросил время.

      Даже по тому, как у коновязей дневальный сновал с метлой и лопатой, убирая навоз, понял комиссар сущность побед Кочубея. В бригаде была установлена дисциплина, что не удавалось сделать в большинстве частей вооруженных войск Северокавказской республики.

      На крыльце, заняв его почти целиком, сидели черкесы. Они разостлали бурки и сидели в косматых