Патефон. Мина Уэно

в зеркале на задней стене и начинающего бить в глаза, кое-что еще решает отвлечь его.

      С улицы, несмотря на закрытые окна, слышится музыка. Не так чтобы очень громко, но это потрескивание, раздающееся громче самой мелодии, – будто царапающий нежную изнанку его вымученного сознания скрежет камня по стеклу.

      Марк рычит сквозь плотно сжатые губы, резко поднимается – чернильница чуть не падает, но он успевает вовремя вернуть ей равновесие, – и спешит к окнам лоджии.

      По его первоначальному плану, тут же оформившемуся в мозгу, он открывает окно, предупреждает хозяина исторгающей умирающие звуки техники о том, что он сделает с ним, если пытка музыкой не прекратится, а потом, возможно, и впрямь наведывается к соседу в гости.

      В этот момент он, как обычно, совершенно не думает о последствиях. О том, например, что он как раз и приехал сюда, чтобы сидеть тише воды, пока родители улаживают его проблемы с законом…

      Но черт бы побрал этот городишко с его любителями старья и блошиными рынками!

      Марк замирает, схватившись за ручку окна, но так и не приводит ее в движение. Потому что он видит источник звука и…

      Там девушка.

      Он проводит минуту-другую в тупом оцепенении. Первоначальный план припугнуть владельца… – что это у нее там? граммофон? – не срабатывает. Просто потому, что он уже дал заднюю и весь его пыл куда-то испарился.

      Девушка кажется радостной и довольной. Должно быть, у нее сегодня намечается отличный день. Она пьет из кружки перед раскрытым окном, усаженным цветами, и, вроде, даже подпевает песне.

      Марк топчется какое-то время перед окнами, испытывая зависть к тем, кто в это утро выглядит так беззаботно, а потом возвращается к своим строчкам.

      Вечер

      В квартире пахнет недавним ремонтом и освежителем воздуха – чем-то пряным, древесным.

      Марк проводит дневные часы лежа на диване, одну руку закинув за голову, другую уронив на грудь, и наблюдая, как граница солнечного света медленно ползет от одной стены к другой.

      Он думал подремать, но сон не идет.

      Вместо этого на ум приходят безрадостные мысли. Например, о том, придется ли ему обращаться к специалистам.

      Еще в отрочестве он слышал все эти встревоженные разговоры родителей за стенкой о том, что ему нужна помощь, что он не сможет нормально социализироваться.

      Тогда он с неохотой посещал психолога, с которым отчаянно не хотел делиться своими подростковыми переживаниями.

      Потом были колледж, университет, совершеннолетие, и он уж было подумал, что вместе с родительской опекой избавился и от их навязчивой идеи о своей неспособности подавлять гнев, но, как показала ему взрослая жизнь, проблема никуда не исчезла.

      Его чуть было не отчислили, но благодаря связям матери инцидент с дракой в кампусе был улажен.

      Но все это оказалось цветочками, потому что после началась работа.

      Он… он совершенно не понимает, как общаться с людьми.

      Марк беспомощно сжимает кулак