Что почитать? Канал на Яндекс.Дзен – лучшие материалы. Наталья Волохина

      Художник

      Привел его ко мне знойно – рыжий татарин Ильяс. Вдохновленный своим чудесным исцелением, он верил мне свято. Но я работать с художником отказалась.

      – Почему?! Ведь ты можешь ему помочь! Только ты!

      У живописца был рак.

      – Я, возможно, могу, он не хочет.

      Поверить в то, что «такой хороший человек» может добровольно отказаться от жизни, Ильяс не мог.

      – Ну, что ты меня, как целку уламываешь? Друга своего уговори выбрать жизнь.

      Тут я дала маху. Ильяс любое предложение, тем более мое, воспринимал как руководство к действию. Короче, все всех уговорили. Хотя с самого начала было ясно, что художник спрятался в болезнь, чтобы оправданно перестать рисовать. Под тем же предлогом, якобы, чтобы не мучить умиранием домашних, он съехал из семьи к старенькой маме, с которой в этой жизни развестись невозможно, и стал жить на инвалидскую пенсию, занимаясь исключительно своим лечением. Рак был, но упорно не метастазировал, значит, где-то, на полках творческого подсознания, завалялся повод для жизни земной. Его —то мы и искали. Нашли, отмыли, приодели, и тело послушно справилось с опухолью. Ильяс ликовал, заливался соловьем о новой жизни друга.

      – Вот, видишь, без умирания справился. А ты не хотела за него браться.

      – Не кажи гоп, – вяло парировала я.

      Надо все-таки отметить, что художник был смелый парень. Даже порисовывать начал, на пенсионные деньги кистей красок подкупил. Но стресса снятия с инвалидности он вынести не смог.

      – Это что, я теперь снова должен буду работать? – ошалел он.

      – Разве не к этому мы шли? К тому, что ты снова станешь полноценным человеком, а он, как известно, сам добывает хлеб свой насущный, трудом праведным. Ты даже нашел, каким именно.

      – Ну, я бы мог работать, а инвалидность-то зачем убирать? – растерянно бормотал творец новой жизни.

      – Затем, что ты здоров. И чтобы чувствовал себя уверенно.

      Бывший больной был подавлен. Не верил братец, что реально придется снова брать ответственность за свою жизнь.

      – У меня температура! —обрадованно кричал он в телефон.

      Трубку взяла его старенькая мама, в жизни, кроме меня, психотерапевтов не видавшая, и с горечью поставила профессиональный диагноз:

      – Не слушайте его. Он просто боится жить. Не хочет начинать все сначала.

      Всем, кроме упертого татарина, все было ясно. С мощностью ядерного реактора он продолжал дело спасения: ссужал денегами на первых порах, устроил на приличную работу, что по тем временам непросто, поддерживал, не давал падать духом и поднимать температуру. Художник вынужден был жить и не болеть.

      Но тут Ильясов шеф забрал его в столицу. Им там самим такие нужны. Художник держался. Даже поговаривал о возвращении в семью. Но однажды позвонил мне и радостно, гордо, как будто получил государственную премию за свои шедевры (замечу, непризнанным гением они никогда не был), сообщил, что у него снова рак, совершенно