С неба женщина упала. Лариса Анатольевна Ильина

двери закрываются! Следующая… – все так же энергично возвестило радио.

      «Моя! Слава богу, конец этому безобразию!» – обрадовалась я и, как выяснилось, напрасно.

      Решительно пробираясь к выходу, я почти уже достигла цели, когда моя впечатлительная и отзывчивая душа столкнулась с проблемой, не решить которую я не могла. Рядом с дверью, держась одной рукой за поручень, а другой за живот, стояла беременная женщина. Лоб ее покрыла испарина, она явно чувствовала себя плохо, но никто не уступал ей места в надежде, что это сделает кто-то другой.

      – Вы будете сейчас выходить? – спросила я, тронув ее за локоть.

      Она не ответила, только отрицательно покачала головой. Этого для меня было вполне достаточно, чтобы обнаружить черту характера, которую я называю состраданием. Набрав в легкие достаточно воздуха, в относительной тишине вагона я громко задала вопрос:

      – Да что же это делается?

      Стоящие рядом пассажиры с готовностью развернулись, явно желая узнать, что же интересного происходит. Убедившись, что завладела вниманием аудитории, я повернулась к сплоченным рядам сидевших мужчин.

      – Ну что, неспящих совсем нет?

      Но народ попался тертый. Быстро сообразив, о чем идет речь, некоторые джентльмены захрапели так виртуозно, что более впечатлительная натура, чем я, могла бы подумать, что они и правда спят. Однако некоторые среагировали более человечно, освобождая место несчастной женщине, а один даже принес извинения от себя лично и от имени всех присутствующих, чем настолько меня растрогал, что я чуть не прозевала свою станцию. Все это меня несколько отвлекло, но, поднимаясь по переходу на пересадку, я ощутила – опять. В горле противно запершило, я закашлялась. Пройдя в конец платформы, огляделась.

      «Показалось, все нервы мне истрепали, вот и дергаюсь».

      Через мгновение в тоннеле сверкнули фары поезда, мелькнуло сосредоточенное лицо машиниста, я еще раз огляделась и вошла в вагон. Народу в нем было достаточно. Вагоны на этой ветке старые и душные, поэтому я постаралась сразу пробраться поближе к открытому окну.

      Уцепившись за поручень, я устроилась поудобней, вздохнула и тут услышала тихое:

      – Эй!

      ***

      Это было странное, тревожное, совсем ненужное слово, сулившее мне только одни неприятности.

      – Только, пожалуйста, не поворачивайся и не пугайся, ладно? – Голос звучал глухо. – Я ничего плохого не сделаю, не думай. Но… ты должна мне помочь…

      Ни больше, ни меньше! По большому счету, я даже не удивилась. Я должна! Да я всю жизнь всем должна! Вот если бы сказали:

      – О, фея неземная! Исчезаешь… Как свет луча во след тебе идёт… – вот тут бы я удивилась, а так…

      Физиономия у меня, что ли, слишком глупо выглядит? Ну, всем я

      должна помочь! Мужу, свекрови, соседке, селёдке в банке… Вот жизнь!

      – Молодец, не испугалась, не ошибся, – удовлетворенно продолжил мой неизвестный преследователь, как видно, созерцая мою не дрогнувшую, превратившуюся в железобетон спину.

      Я