С неба женщина упала. Лариса Анатольевна Ильина

Петля задвижки выскальзывала из пазов, словно смазанная маслом. Закусив губу, я отбросила с потного лба прилипшую челку. Большая красно-оранжевая канарейка, укоризненно глядя на меня сверху вниз черными глазками-бусинками, осуждающе качала головой и вздыхала.

      «Ну вот, – подумала я. – Каждая шмакодявка будет еще головой качать!»

      Я-то прекрасно понимала, что она только и ждет, чтобы я отошла. А она фить – и готово! Ловите меня! Не выйдет! Я выразительно посмотрела канарейке прямо в глаз и сказала:

      – Фигушки!

      – Да ладно тебе, Алевтина! – примирительно сказала канарейка.

      Я раскрыла рот, потому что никогда не сталкивалась с говорящими канарейками, ладно там попугай или хотя бы ворона. А тут…

      – Алевтина! – настаивала канарейка. – Алевтина!

      Закрыв руками уши, я затрясла головой, но все равно было слышно:

      – Алевтина! Алевтина! Аля!

      Я открыла глаза и сразу зажмурилась. Солнечный свет, отраженный от напольных часов с маятником, стоящих в гостиной, ослепил меня в первое мгновение. Я приподняла голову, затем открыла один глаз.

      – Ну, ты даешь! – Я, наконец, разглядела Юльку, стоявшую рядом.

      Сама же я почему-то находилась в кресле.

      – Ты теперь разогнешься, дорогая? – поинтересовалась подружка и была права.

      Эта процедура давалась мне с таким трудом, что Юлька начала надо мной хихикать.

      – Ольга Корбут, да и только! Тебе на печке надо лежать, гимнастка несчастная! Чего ты в кресле спать-то улег… уселась?

      Вопрос был не в бровь, а в глаз. Постелила же я себе в кабинете на диване? Тут я вспомнила наше ночное приключение и ополчилась на Юльку:

      – Кто на печке лежал, это еще надо выяснить! Мы с Сашей всю ночь оборону держали, а некоторые всю ночь прохрюкали. Ни стыда, ни совести!

      Юлька несколько озадачилась, сдвинула брови и поинтересовалась:

      – Как это, дорогая, оборону? Это ты на что намекаешь? На… комплектацию?

      – Вот корова и извращенка! – рассердилась я, барахтаясь в кресле. – В глупой голове и мысли глупые! Сейчас вот встану – получишь в глаз.

      Подруга переместилась на пару шагов назад и пропела:

      – Ох! Ты встань сначала!

      Пока я распрямляла затекшую спину, Юлька вертелась вокруг меня ужом и ныла:

      – Ну, Алечка! Ну, в чем дело-то?

      Наконец я выпрямилась, с презрением глянула на Юльку, вздохнула и, сжалившись, рассказала ей ночную историю. Услышав про скалку, она принялась хохотать, держась за живот. Глядя на нее, я тоже засмеялась. Успокоившись, она спросила:

      – Ну а в кресле-то зачем спать?

      – Да, честно сказать, я и сама не пойму. Так переволновалась… Помню, вроде сюда села… Видно, не заметила, как уснула. Вот ночка, не приведи господи!

      В дверях раздалось деликатное покашливание. Мы оглянулись и увидели Сашу.

      – Я стол накрыл. Времени уже много, надо бы поспешить.

      – Да, Саша, идем, – откликнулась Юлька, и мы отправились умываться.

      За столом все молчали, настроение было так себе.

      – Ну,