Кот, который ходил сквозь стены. Роберт Хайнлайн

невероятно богатого и известного во всей системе синдиката почивающих на лаврах, один из самых могущественных воротил в Гааге, – я позволил сенатору говорить за меня.

      – Сынок, я сенатор Джонсон. Насколько мне известно, моя сотрудница забронировала сегодня на мое имя… «кукушку-супер».

      – О! Рад познакомиться, сенатор, – он прикрепил зажимом газету к столу и отстегнул ремень. – Да, у меня есть ваша бронь. Но это не «супер», а «вольво».

      – Что?! Я же ясно сказал той девушке… Ладно, не важно. Поменяйте, пожалуйста.

      – С удовольствием, сэр, но ничего другого нет.

      – Жаль. Не будете ли вы так любезны проконсультироваться с вашими конкурентами и найти мне…

      – Сенатор, во всем «Золотом правиле» не осталось ни одной машины напрокат. «Моррис-гараж», «Локхид-фольксваген», «Герц», «Интерплэнет» – в течение последнего часа все посылают друг другу запросы. Никаких шансов. Полный ноль. Машин нет.

      Пришло время для философского настроения.

      – Что ж, придется брать «вольво». Верно, сынок?

      Сенатор вновь пришел в легкую ярость, когда от него потребовали оплатить полную стоимость машины – судя по всему, сильно подержанной. Я пожаловался на грязные пепельницы и велел вычистить их пылесосом… но когда терминал за головой Доквейлера перестал твердить про Эймса и Новак, махнул рукой и сказал:

      – Проверим массу и доступную дельту-вэ. Я хотел бы стартовать.

      Для измерения массы «Бюджет-джетс» использует не центрифугу, а эластичный инерциометр, более новый, быстрый, дешевый и намного более удобный прибор; не знаю, правда, превосходит ли он центрифугу в точности. Доквейлер велел нам забраться в сетку (деревце-бонсай он лишь встряхнул и записал, что его вес равен двум килограммам – похоже на правду), попросил нас крепко обнять пакет от «Мэйси», нажал на кнопку, и эластичное основание затряслось так, что у нас едва не вылетели зубы. Затем он объявил, что наша общая стартовая масса составляет двести тринадцать и шесть десятых килограмма.

      Несколько минут спустя мы пристегнулись к сиденьям, и Доквейлер закрыл носовой, а затем внутренний люк причального гнезда. Он не стал спрашивать у нас удостоверений, туристических карточек, паспортов или лицензий пилота космобиля, зато пересчитал те девятнадцать тысяч дважды. Плюс страховка и чаевые.

      Я ввел в автопилот «213,6 кг», затем взглянул на приборную панель. Датчик топлива показывал полную заправку, и все идиотские огоньки горели зеленым. Я нажал кнопку «готово» и стал ждать.

      – Удачной посадки! – послышался в динамике голос Доквейлера.

      – Спасибо.

      Пневматика сказала «уффф!», и мы вылетели из гнезда на яркий солнечный свет. Впереди и вокруг нас виднелась внешняя часть космопорта. Я задал разворот на сто восемьдесят градусов, и в моем левом иллюминаторе появилась удаляющаяся станция, а впереди возник приближающийся челнок. Я не обращал на него внимания, это он должен был сторониться меня, ведь я отчаливал. В