Приношение Гермесу. Глеб Бутузов

метафизике для него не отличался от попытки обосновать нечто посредством цирковых фокусов, коя тут же порождала со стороны доктора праведный гнев, анафемы и обвинения собеседника в шарлатанстве и интеллектуальном убожестве. В свою очередь, такая реакция либо отравляла душу последнего сомнениями в адекватности метода, проповедуемого столь топорным образом, либо служила вящей славе самоотверженного учёного Хильдебранда (что происходило, надо признать, гораздо чаще).

      От острого языка гвельфского доктора досталось и новому студенту, который в своих скромным речах несколько раз позволил себе упоминание неких метафизических истин во время обсуждения серьёзных, по мнению Хильдебранда, вещей, когда подобное шарлатанство было совершенно недопустимо. В ответ на дальнейшее упорство, проявленное этим лазутчиком лженауки, разгорячённый преподаватель пообещал ему низшую оценку на экзамене, в результате чего Айзек вообще перестал посещать занятия.

      – Он сказал, что благодарен доктору Хильдебранду, поскольку тот помог ему окончательно избавиться от всех фобий и суеверий современного научного мировоззрения, – поведала профессору Синтия тревожным полушёпотом. – Сказал, что больше не вернётся в университет… Вы ведь напишете ему, правда?

      Лицо Абрахама помрачнело. Обычный человеческий «здравый смысл» в первый момент взял верх над всеми иными соображениями; он ощутил укор совести, поскольку в определённой степени был ответственен за произошедшее, и теперь ему следовало что-то предпринять, дабы уберечь Айзека от нежелательных последствий… Нежелательных для кого? Кривил ли душой мистер Абрахам, излагая свои соображения студенту? Желает ли он теперь взять на себя ещё бо́льшую ответственность и убедить его в необходимости лицемерить, изворачиваться и приспосабливаться ради неких общепринятых «выгод», которые ни он, ни сам профессор не считает таковыми? В следующую минуту сознание вернулось к мистеру Абрахаму, и он обнадёживающе кивнул Синтии.

      – Конечно, сегодня же вечером.

      Содержание письма, переданного на другой день администратору, сильно отличалось от того, что, по её мнению, должно было находиться в конверте.

      «Дорогой Филалет!

      Как-то раз один знакомый специалист в области лечения душевных болезней рассказал мне историю своего пациента, на которого неизгладимое впечатление произвела статья о различиях тибетского ламаизма красношапочного и жёлтошапочного толка. Эти сведения идеально укладывались в зреющую в его буйной голове теорию об истинной причине идейных расхождений между людьми, каковая, по его мнению, заключалась в пристрастии к определённого вида головным уборам. Причины войн, религиозных разногласий, партийной и классовой вражды, межэтнических столкновений и социальных катаклизмов, согласно его теории, состоят исключительно в осознанном или же бессознательном стремлении носить некую шапку или шляпу, фасон и материал которой служат предметом гордости и смыслом существования