Homo ludens. Коллектив авторов

за теми трубами – еще трубы. А за ними еще трубы.

      Папа кивает.

      – Нет, правда, там очень много труб, но их не видно.

      Папа опять кивает. Начинается песня Клерхен:

      Гремят барабаны, и флейты звучат.

      Мой милый ведет за собою отряд.

      Папа наклоняется ко мне и шепчет на ухо:

      – А за ними еще трубы.

      Я громко смеюсь. На нас шикают.

      Клерхен продолжает:

      Какое блаженство быть храбрым бойцом!

      Какое блаженство быть храбрым бойцом!

      Быть храбрым бойцом!

      Улыбающийся папа наклоняется ко мне. Я уже понимаю, что он хочет сказать, и смеюсь. На нас шикают. Клерхен не унимается:

      Ах, если бы латы и шлем мне достать!

      Я стала б отчизну свою защищать,

      Бетховен – папин любимый композитор. Он увлеченно слушает и едва заметно дирижирует пальцем. Он уже забыл про трубы. Я наклоняюсь к нему. Он доверчиво подставляет ухо. Я говорю громким шепотом:

      – А за ними еще трубы!

      Тут мы оба заливаемся громким неудержимым смехом. Подходит билетерша, и нас с позором выводят из зала. Последнее, что мы слышим:

      Какое блаженство быть храбрым бойцом!

      Быть храбрым бойцом!

      Мы идем по улице, папа держит меня за руку, и мы оба абсолютно счастливы.

      Калерия Озерова, 1930-е. Архив семьи Паперных

      Калерия Озерова

      Как мы жили[6]

      В 1930-х годах в Москве открылся необычный институт – ИФЛИ, Институт истории, философии и литературы. Он находился в Сокольниках, это большой парк, но наш институт был еще дальше, за парком. Парк кончался, потом шел лес, это пять остановок на трамвае от Сокольников. Сначала я ехала на шестом троллейбусе, садилась у Камерного театра, доезжала две остановки до Арбата, потом на метро до «Библиотеки Ленина», а оттуда до Сокольников. Вся дорога занимала около часа в общей сложности.

      Это был совершенно изумительный институт. Кто составлял программы, до сих пор понять нельзя. Это была программа старой русской гимназии, но в улучшенном виде, намного шире. Разыскали старых преподавателей, потому что некому, например, было преподавать латынь. Эти преподаватели прозябали где-то, забытые, заброшенные, голодные. Они с такой радостью стали работать! Я там целый год учила латынь. Знаю даже, как начинается книга Цезаря «Записки о Галльской войне»: Gallia est omnis divisa in partes tres, unam partem incolunt Belgae. «Галлия вся разделена на три части, на одной из них обитают Бельги». Я и дальше знала, но сейчас не помню.

      Там училась Рая Либерзон, она потом вышла замуж за Леню Шершера, с которым они учились вместе в школе, а много лет спустя – за Леву Копелева. Рая была необыкновенно активная комсомолка, вот с такой шевелюрой вьющихся волос, они стояли у нее дыбом. Она и некоторые другие поступили после девятого класса. Леня Шершер был очень остроумный человек. Худой такой, бледный. С типично еврейским носом. Был редактором нашей

6

Записал Владимир Паперный в 2004 году.