Убить Марата. Дело Марии Шарлотты Корде. Борис Деревенский

полной меблировкой, с окном на улицу. И всего десять ливров за день. Замечу, что у наших соседей, в гостинице «Обереж» те же апартаменты стоят в полтора раза дороже.

      – Десять ливров в ассигнатах? – переспросила Мария.

      – Нет, в монетах. В ассигнатах сорок три ливра, – уточнила молодая хозяйка. – В другой гостинице с вас взяли бы все пятьдесят ливров, – там стремятся лишь ободрать гостя, – но у меня правило иное: пусть будет меньше, но зато клиент не забудет сюда дорогу. Признаюсь, есть и такие постояльцы, которые, всякий раз, приезжая в Париж, живут только в «Провидансе». Ей богу!

      С этими словами матушка Гролье открыла регистрационный журнал и обмакнула гусиное перо в чернильницу.

      – Как вас записать, гражданочка?

      – Корде из Кана, – назвалась гостья и, немного подумав, добавила: – Департамент Кальвадос.

      Она приготовилась извлечь из сумочки свой лессе-пассе, но матушка его не потребовала.

      – Превосходно, дорогая моя, превосходно! – ворковала хозяйка гостиницы, протягивая ключ. – Ей богу, вы останетесь довольны. Ваша комната под номером семь на первом этаже[47].

      Мария взяла ключ и кивнула на свой дорожный саквояж:

      – У вас есть, кому нести мой багаж?

      – Разумеется! К вашим услугам гарсон гостиницы. Эй, Франсуа! – крикнула Гролье кому-то наверх и через минуту оттуда спустился тридцатипятилетний мужчина, не совсем аккуратно выбритый, но одетый как мальчик на побегушках: в коротенькую жилетку, в узкие белые панталоны и такие же белые чулки. Огромная рыжая шевелюра его пылала на солнце будто костёр. Колоритная фигура.

      – Франсуа, отнеси багаж и проводи гражданку в седьмой номер.

      – И пусть тотчас же приготовит постель, – добавила Мария. – Я хочу прилечь часа на два.

      Слуга проворно подхватил поклажу и почти бегом взлетел по лестнице на первый (то есть второй) этаж: силы ему было не занимать. «Чудно у них, однако, – подумала Корде, шагая следом. – “Матушка” – молодуха, “служка” – переросток».

      Франсуа Фейяр (таково было имя этого мужчины) остановился в коридоре у второй по счёту двери, которая оказалась открытой. Комната за ней не отличалась излишествами: кирпичный камин, по бокам которого примостились небольшой платяной шкаф и комод с секретером; посреди комнаты стоял стол с двумя жёсткими стульями; у другой стены – деревянная кровать со старым потёртым пологом и зелёной занавеской, – вот и вся хвалёная меблировка. В комнате было достаточно темно; окно хоть и выходило на улицу, но из-за высоты домов напротив солнечный свет в него попадал крайне редко. Впрочем, Мария и не ожидала очутиться в блестящих апартаментах. Она никогда не жила в роскоши, и эта тусклая комната с камином многим походила на ту, которую она оставила в Кане, в доме кузины Бретвиль.

      Пока гарсон стелил ей постель, гостья раздвинула бумажные гардины, подняла оконную раму и оглядела, насколько было возможно, улицу Вье-Огюстен.

      – Всё готово, – доложил Фейяр,

47

Т. е. по-нашему, на втором. Французы считают этажи, начиная со второго. Нижний этаж, обычно хозяйственный, в расчёт не принимается. Он называется rez-de-chaussée – «цокольный этаж». Таким образом в трёхэтажном доме насчитывается два этажа, в четырёхэтажном – три и т. д.