Нет жизни друг без друга (сборник). Георгий Баженов

щины или нет. Улыбнется только, усмехнется – и все.

      И вот – умер.

      Однажды к жене Евграфова, прямо на улице, подошел незнакомый мужчина.

      – Извините, ради бога, Екатерина Марковна, – начал он, запинаясь, – я, собственно, хотел извиниться…

      Жена Евграфова не терпела уличных разговоров, а тут, услышав свое имя и отчество от незнакомого мужчины, просто испугалась.

      – Простите, но… кто вы? Что вам нужно?

      – Я – муж Жан-Жанны. – Он опустил голову.

      – Ах, вон что! – Екатерина Марковна вспыхнула – от стыда, унижения, а еще больше – от нелепости ситуации. И быстро-быстро засеменила прочь от мужчины.

      Он не стал догонять ее. Просто стоял, переминаясь с ноги на ногу, и с тоской смотрел ей вслед.

      Через неделю в квартире Екатерины Марковны раздался телефонный звонок. Жена Евграфова подняла трубку.

      – Простите, Екатерина Марковна, что вновь беспокою вас. Это – муж Жан-Жанны.

      – Слушаю, – холодно произнесла Екатерина Марковна.

      – Дело в том, что у нас остались некоторые вещи вашего мужа…

      – Можете выбросить их.

      – Видите ли, в «дипломате», среди прочих вещей, есть запечатанный конверт.

      – Меня не интересуют его письма.

      – Конверт без адреса. На нем крупно выведено: «На случай моей смерти – распечатать».

      – Можете распечатать, мне все равно.

      – Не могу. Письмо, вероятней всего, адресовано вам.

      – А вдруг вашей жене? – горько усмехнулась Екатерина Марковна.

      – Не думаю. Во всяком случае, официально женой Евграфова являетесь вы, а не Жан-Жанна.

      – И вы можете спокойно говорить об этом?

      – Я вынужден говорить…

      – Одним словом, – прервала его Екатерина Марковна, – все, что связано с моим мужем и вашей женой, мне абсолютно неинтересно. И прошу впредь не беспокоить меня.

      И положила трубку.

      Еще через неделю на имя Екатерины Марковны пришла посылка: обшитый белой наволочкой «дипломат» Евграфова. В «дипломате» оказались запасная рубашка Евграфова, тапочки, носки, запонки, колода карт, валидол, а в отдельном кармашке – номер «Литературной газеты», чистые листы бумаги, шариковая авторучка «Паркер» и злополучный конверт: «На случай моей смерти – распечатать».

      Как-то Екатерина Марковна возвращалась с работы домой. Обычно от метро «Сокол» она выходила переулками на улицу Алабяна, пересекала ее у моста, затем шла тихими, почти деревенскими, улочками небольшого московского поселка художников (дома здесь сплошь деревянные, с садами и даже огородами – райский островок в безбрежном море высотных домов) и, наконец, выходила к своему дому, многоэтажной тяжелой коробке на улице Панфилова, на третьем этаже которой и располагалась ее пустынная квартира. Правда, мимо дома, со стороны фасада, день и ночь проносились электрички, пассажирские и грузовые поезда, которые когда-то раздражали, когда жизнь в доме кипела и шумела, а теперь грохот железной дороги привносил в мертвенную тишину квартиры не только странное успокоение, но и некоторую радость: все-таки жизнь не кончилась, продолжается, вон она – шумит, гудит, движется…

      Подходя к своему дому, Екатерина Марковна обратила внимание на шум и возню около соседнего подъезда.

      – И правильно, и забирайте его! Ходют тут всякие, ходют… – услышала она знакомый голос.

      Знакомый? Ну да, это был голос Марка Захаровича, пенсионера из соседнего подъезда, грозы всего дома. Грозность его заключалась в том (нелепая и смешная грозность), что он везде и всюду стремился навести порядок: «Как полагается!», совал нос во всякую неурядицу, а таковой ему представлялась любая чужая жизнь.

      – Ну так что, гражданин, сами пойдете… или?.. – Это уже был голос милиционера; рядом стоял еще милиционер; тут же, с ярко зажженными фарами, поджидала специальная машина.

      – А вон и Екатерина Марковна! – от этого возгласа, как от выстрела, Екатерина Марковна испуганно вздрогнула. – Екатерина Марковна, ну хоть вы-то им скажите!..

      Она невольно замедлила шаг, стала пристально щуриться – страдала близорукостью, а очки носить не любила, особенно на улице.

      – Екатерина Марковна!

      Ногами, будто налившимися свинцом, она направилась к группе людей.

      – Старший сержант Поликарпов! – козырнул ей милиционер. – Простите, это вы будете Евграфова Екатерина Марковна?

      – Да, я, – ответила она. – А что случилось?

      – Вот этот гражданин, по паспорту Нуйкин Семен Семенович, утверждает, что поджидает именно вас. Между прочим, в нетрезвом состоянии. Вы знаете этого гражданина?

      – Екатерина Марковна, да скажите вы им!.. – Он смотрел на нее умоляюще. Ей и хотелось бы сказать: нет, не знаю такого, но совесть не позволяла: ведь она знала его, хоть и знать не желала, – это был муж Жан-Жанны.

      – Так знаете вы этого гражданина или нет? –