Эпоха Отрицания. Олен Стейнхауэр

он любит свою работу, этого достаточно. Но только он не любит. Он никогда не любил писать. Ему нравится лишь сама идея, что он – писатель. Что на него смотрят как на писателя. Именно поэтому он теперь разваливается на части. Издатель отклонил его последнюю книгу, потому что она получилась неважной. Просто плохой, что там говорить! Сейчас он пишет лишь потому, что мы нуждаемся в деньгах. А не потому, что у него есть что сказать миру.

      – О-о, – протянул Феррис.

      Он никогда не слышал, чтобы Ингрид так критически отзывалась о Дэвиде.

      – От всех этих неудач он киснет, – продолжала она. – Наверное, уже рассказал тебе о моем ультиматуме?

      – Кажется, я что-то слышал об этом.

      – Здесь дело не в деньгах. А в том, что с ним становится просто невыносимо жить рядом. Он не может чувствовать себя счастливым, когда узнает об успехах друзей, потому что это лишний раз напоминает ему о собственных недостатках. Он все чаще огрызается на меня. Он уходит в заднюю комнату, чтобы выпить и заново перечитывать интервью в «Пэрис Ревью». Не думаю, что он что-нибудь пишет. – Женщина повернулась к детям, прикрыв живот ладонью. – Сейчас это уже не имеет значения.

      Биллу не хотелось прерывать разговор, но, как юрист, он умел читать лица своих клиентов. И мог с уверенностью сказать, когда они намерены ему открыться, а когда нет. Когда они этого не хотели, то задавать вопросы и пытаться что-нибудь из них вытянуть было пустой тратой времени. Поэтому он спросил:

      – Ну а какое у тебя сложилось мнение о Мартине Бишопе?

      Паркер пристально посмотрела на суетящихся неподалеку детей, и глаза ее заблестели.

      – За многие годы моего общения с людьми это первый человек, которому не все равно. Который переживает.

      – О чем?

      – Да обо всем. Обо всех нас. Ты, наверное, подумал, что он до смерти разозлился на Дэвида. Так бы поступила я. Но только не Мартин. Он сказал, чтобы я не испытывала к Дэвиду ненависти, потому что мой муж просто испорчен нашим обществом потребителей. И теперь просто не в состоянии отличить истину от лжи, реальность от фальшивки.

      – Но Бишоп проповедует такую вещь, как убийство, Ингрид…

      – Вовсе нет. Он отстаивает лишь угрозу убийством. Здесь большая разница.

      – Не очень.

      – Он знает, – объяснила женщина, – что без угрозы чрезвычайных действий политики не станут никого слушать. Если не это, то единственное, что они поймут, – это большие деньги. Мы все это знаем – и ты, и я, – но один лишь Мартин видит, насколько больным является наше общество, и он пожелал заявить об этом громко, во весь голос. Он единственный, кто не забыл ощущение ужаса и страха. И в нем нет ни капли цинизма.

      Билл толком не знал, что на это ответить, и поэтому решил повторить собственные слова:

      – Речь не просто об убийствах, но прежде всего о терроризме. Этот человек защищает терроризм. А это худший вид цинизма.

      Паркер покачала головой.

      – Терроризм рассчитан на то, чтобы устрашать и терроризировать массы. Мартин же заинтересован лишь в том,