Одного раза недостаточно. Жаклин Сьюзанн

взяла Майка под руку, и они направились к выходу.

      – В самолете я увидела на женщинах юбки различной длины. Майк, что теперь носят?

      – Майк? – Он удивленно посмотрел на дочь. – А почему не «папа»?

      – О, ты слишком великолепен, чтобы называть тебя папой. Тебе известно, что ты красавец? Мне нравятся твои баки… с проседью.

      – Они уже белые, а я – солидный стареющий джентльмен.

      – До этого еще далеко. Смотри, на той девушке индейский наряд. Она участвует в каком-то шоу? Лента на голове, косички…

      – Знаешь, сейчас все сошли с ума, – сказал он.

      – Откуда я могла об этом узнать? Все мои подруги ходили в халатах.

      Он внезапно остановился и посмотрел на дочь:

      – Господи, верно. У вас же не было телевизора?

      – Нет.

      Он подвел ее к машине.

      – Сегодня все одеваются, точно они идут на маскарад. Ну, я имею в виду молодежь.

      Но Дженюари не слушала его. Она уставилась на автомобиль. Тихо свистнула.

      – Вот это да!

      – Ты уже ездила в лимузинах.

      – Я провела в них всю жизнь. Но это не просто лимузин – это нечто.

      Она восторженно улыбнулась.

      – Серебристый «роллс-ройс» – только в таком автомобиле и подобает ездить девушке, – сказал Майк.

      Дженюари села в машину и кивнула:

      – Красота! Форма водителя под цвет салона, телефон, бар, все для удобства пассажира, если он – Майк Уэйн.

      Она обняла отца.

      – Папочка, я так за тебя рада.

      Девушка откинулась на спинку сиденья – автомобиль устремился вперед. Она вздохнула:

      – Как здорово вернуться домой. Если бы ты только знал, как часто я мечтала об этом моменте. Даже когда он казался мне несбыточным. Хотела снова оказаться в твоих объятиях, вернуться к тебе в Нью-Йорк. Мои мечты осуществились. Тут все по-прежнему.

      – Ты ошибаешься. Многое изменилось. Особенно Нью-Йорк.

      Она указала на поток машин. Автомобиль выехал на скоростную полосу.

      – Это не изменилось. Я люблю нью-йоркское движение, шум, толпу, даже смог. Здесь так здорово после стерильного швейцарского снега. Я не могу дождаться того момента, когда мы пойдем в театр. Хочу погулять по переулку Шуберта, увидеть грузовики, выезжающие из Таймс-билдинг, хочу набрать грязного городского воздуха в мои чистые легкие.

      – Это сделать ты успеешь. Нам предстоит многое наверстать.

      Она прильнула к нему:

      – Конечно. Я хочу посидеть за нашим столом в «Сарди», мне не терпится увидеть «Волосы», пройтись по Пятой авеню, посмотреть новые наряды. Но сегодня я хочу остаться дома и исполнить наш ритуал с шампанским и икрой. Я знаю, сегодня не день рождения. Но согласись, повод для торжества немалый. А больше всего на свете я хочу услышать о твоей потрясающей картине.

      – О моей потрясающей картине? Откуда у тебя такая информация?

      – Ниоткуда. Но я тебя знаю. Когда я получила прошлым летом из Испании твои открытки с таинственными намеками на большой новый замысел, я поняла, что речь идет о фильме