Сын палача. Вадим Вольфович Сухачевский

его заподозрили как соучастника…

      Тот прикинул все плюсы и минусы своего молчания и наконец выдавил:

      – Да Колька Шурыгин баловал вчера…

      Васильцев пожестче взял его в оборот и в конце концов выяснил: молодой водитель автопарка, некто Колька Шурыгин, вчера утром выехал на машине с подъемником, не захватив с собой бригаду, а вернулся лишь после шести вечера, причем как он вернулся живым, черт его знает – пьян был настолько, что на ногах не держался и внятных слов не произносил. Машина, однако, целехонькая стояла у ворот автопарка – подвез, видно, кто нибудь его, сукиного сына.

      Но больше, как пообещал начальник, ноги этого Шурыгина тут, в автопарке, не будет, кроме как при подписании обходного листа… И в общежитии доживает последний денек, потому как он, начальник автопарка, уже дал коменданту соответствующее распоряжение…

      Через несколько минут Васильцев входил в безлюдное среди трудового дня рабочее общежитие.

      На стук в дверь комнаты, где последний день обретался Шурыгин, никто не ответил. Из под двери густо сочился запах разложения.

      Юрий поднажал плечом, легко выдавил какой то несерьезный шпингалет – и самого чуть не вывернуло наизнанку. На полу валялись растоптанные шпроты вперемешку с окурками и квашеной капустой, на столе тухли объедки вареной колбасы и залитые пивом ошметки недожеванной рыбы. Надо всем этим роились жирные мухи, довершая картину чьей то вчерашней трапезы. Форточка была закрыта, оттого в комнате стоял смрад, как от перестоявшейся помойки.

      Одна койка была заправлена, на другой поверх голого, пахнущего мочой матраса, свернувшись калачиком, лежала какая то полуодетая встрепанная личность с опухшей и довольно побитой рожей.

      Перво наперво Васильцев, подзадержав дыхание, распахнул окно, а то дышать было невмочь, затем выплеснул на личность всю воду из стоявшего на тумбочке стакана и, когда та задергалась: «А?.. Что?..» – сказал:

      – А то, Николай, что серьезно разговаривать мы с тобой сейчас будем.

      Колька приподнял голову, взглянул на него щелочками глаз и произнес одно лишь слово:

      – Отзынь… – и потянулся было к бутылке с пивом на самом донышке.

      Однако, получив от Васильцева хороший удар ребром ладони по плечу, оставил свою попытку и без обиды довольно заинтересованно спросил:

      – Джиу джитсу?

      Вместо ответа Васильцев сунул открытое удостоверение поближе к мутным все еще глазам Шурыгина и повторил весьма сурово:

      – Разговаривать сейчас с тобой будем, ты понял, Николай?

      Шурыгин находился в таком одеревенелом состоянии, что даже эта грозная книжица с буквами НКВД ожидаемого впечатления на него не произвела.

      – Промежду прочим, – отозвался он, – имею полное гражданское право находиться тут до вечера.

      – О твоих гражданских правах сейчас то с тобой и поговорим, – кивнул Васильцев. – Если не ответишь, куда вчера машину угонял, загремишь у меня немедля не по сто шестьдесят второй статье за разбазаривание госимущества, а по самой пятьдесят