Превыше всего!. Вадим Вольфович Сухачевский

цифири напутал, вот вышли туфли тесные, такой вот кунштюк. Хорош я буду там, когда туфли давят, как испанские сапоги. А с Никиткой у нас нога – один к одному; ну вот и…

      Я не успел спросить, где это «там». Двери снова распахнулись и в комнату вступила пожилая женщина, судя по всему, супруга его высокопревосходительства, тоже, как и лакей, вся заплаканная, но хотя бы не хромавшая и молящим голосом обратилась ко мне:

      – Вы, я вижу, благородный и благоразумный молодой человек! Хоть бы вы уговорили его, старого, чтоб не ездил в такое время! Вон ведь что делается вокруг! В преисподнюю катимся – а он, вишь, собрался!..

      – Извольте, Ироида Васильевна, замолчать! – твердо сказал генерал. – Что за дом такой?! Везде слезы вавилонские!.. Сколько раз говорил – это сейчас превыше всего! Par-dessus tout, vous comprenez?! И вообще – извольте оставить меня с молодым человеком наедине, он – от Андрея Исидоровича Васильцева.

      Имя моего патрона произвело на Ироиду Васильевну немалое впечатление, она поспешно вышла и, лишь закрыв за собой дверь, разрыдалась в полный голос. К ее рыданиям генерал отнесся без большого сочувствия и проговорил:

      – А все опять они, французы!

      – ?!

      – Развели, понимаете, свою эмансипацию да синематограф! Отсюда сами штук пять революций у себя учинили, вот теперь и к нам это лихо пришло!.. Все эмансипация да синематогрф, да эта, черт бы ее, метрическая система!

      При чем тут, во всяком случае, синематограф, тем более метрическая система, я решительно не понял, между тем генерал обратился к одноногому пулеметчику, безмолвствовавшему на табурете перед «максимом»:

      – И ты, Сидор, подь-ка отсюда.

      Пулеметчик взял стоявшие у окна костыли и почти что строевым вышагал за дверь.

      – Видите, – обратился генерал ко мне, – все делаю, чтобы на время моего отъезда Ироида Васильевна была в полной безопасности, времена все же – не приведи Господь!.. Тут на днях, было, всякая чернь еврейский погром пыталась учинить – так обычный бандит, тоже жидовских кровей, какой-то Мишка Япончик, с одним-единственным пулеметом в фургоне гнал всех погромщиков до самой Молдаванки; а уж тут, с такими-то орлами да с четырьмя пулеметами!.. Нет, страшиться решительно нечего!.. Не смотрите, что Сидор одноног. Еще двое, кстати, тоже. Только четвертый, Тихон, при обеих ногах – а то ему на костылях в третий этаж взлетать неспособно. Но все – пулеметчики classe supérieure , имеют по Георгиевскому кресту с Русско-японской; там-то их япошки и поувечили, вот ему, дурню-полковнику, и революция, такой вот кунштюк, vous aider à vous ! (Не нуждалось в пояснении, что он имеет в виду императора Николая Александровича.) Удивлены, – продолжал он, – что я увечных на службу взял? А это, если хотите, с моей стороны как бы charity (кажись, так британцы это называют). Пострадал за корону – получи себе на жизнь. А у нас – ковыляй на одной ноге да проси милости Христа ради. Так что, можно сказать, отчасти взял я на себя обязанность оного полковничка.

      Как-то мне даже стало неловко, что сам я, хоть и раненный неоднократно, но оставшийся с обеими руками и с обеими ногами, получал от британской короны по нашим деньгам двадцать рублей в месяц, да еще при