Орда I. Александр Берник

её детство бесшабашное.

      Райс хоть и значилась в округе оторвой безголовою, границ незнающей в своих бесчинствах да озорной вседозволенности, но дурой не была, а была девой умной да рассудительной. По крайней мере, таковой она себя считала в глубине души. Хотя, по правде сказать, была она не без этого. Ещё та «голь» что на выдумки хитра да на пакости. Оценив да взвесив всё что видела вокруг запримеченного, тут же сделала для себя вывод пакостный, что необходимо поменять своё показное поведение да перевести привычную для неё жизнь из разряда вызывающе-демонстративной, в завуалированно-партизанскую. Твёрдо решив, что на людях станет такой, какой её видеть хотят мама и её прихлебатели, а втихаря будет делать то что захочется. И пусть попробует какая-нибудь шавка тявкнуть-окрыситься.

      Только ничего из намеченного в ту разгульную ночь сделать ей не представилось. Ибо на следующий день взяла мама дочурку за руку, да не объясняя толком ничего, находясь явно в плохом настроении, отвела в чащу лесную к избе еги-бабы [7] пустующей. Там оторву рыжую, через губу надувшуюся, в бане запечатали. Закрыли в полной темноте молодиться, как это дева поначалу про себя подумала.

      Райс изначально этот ритуал махрово-древний восприняла как очередное для неё наказание. А за одно и как предоставленную возможность хорошенько подумать над планами мести каверзной. Потому не слишком переживала да расстраивалась, лишь показательно надулась словно мышь на крупу наваленную, всем своим видом показывая, что «не мама ты мне больше опосля всего этого».

      В действительности же, опосля танцев с топтанием на рубахе кровью выпачканной да вдрызг порванной, да ещё голышом в чём мать родила. Да под унизительный ор первых ближниц Царицы-Матери, что шлепками гоняли её из угла в угол с окриком матерным, Райс собралась подумать, как следует, «запомнив на веке» всех своих кровных обидчиков, расставив всех их по очереди да придумать им месть каверзную индивидуально по списку намеченному. Только то, что произошло с ней далее, воистину стало рубежом в жизни девичьей, перешагнув который обратной дороги уже не было. Эта ночь, как оказалось в будущем, разделила судьбу царской дочери на то что было «до» и то что «после» сделалось …

      2. В поруби сидеть, не камни в гору переть. Взаперти не надорваться с натуги, зато на горке не свихнуться со скуки.

      Темнота была в бане хоть глаз выколи. Снаружи о стену что-то долго брякало будто большими брёвнами вход заваливали, с каждым ударом становясь всё глуше да дальше, вроде как. Толи люди, её запершие отдалялись, толь она с этой баней в тартарары проваливалась.

      Затем всё смолкло и наступила тишина мёртвая. С непривычки от такой звуковой изоляции даже в ушах зазвенело на лады разные. Райс прощупала шкуру толстую, у которой так и стояла как вкопанная, всё ещё не смерившись с действительностью, да не веря в своё заточение. А прощупав вход настороженно, поняла, что и впрямь заложили брёвнами да так плотно законопатили входной проём, что