Орда I. Александр Берник

распущенный скрывал под собой скамью полностью вместе с лоханью поганой да её содержимым пахнущим, то она думала, коль чуть-чуть приподнимется да разомнёт ягодицы одеревеневшие, а потом так же незаметно назад пристроится, то никто не заметит обмана неприметного.

      Решила, сделала. Только села обратно прямиком в лохань помойную, так как под задницей скамьи уже не было. Она исчезла просто! Улетучилась.

      Самодовольная дочь царская не смогла пройти испытание ни через девять дней как думала, ни через два раза по девять как поначалу надеялась. Мучения эти казались нескончаемыми. Высидеть девять дней на жёстком седалище при виде еды изобилия да оставаться голодной при этом, не могла она никакими силами. Хоть убей не могла, как ни старалась, упорная. Наконец Райс перестала истязать себя да обзавелась трёхдневным отдыхом. Три дня ела всё подряд, пила без ограничения, скакала как коза взбесившаяся, давая себе отдых да раздумывая как этот круг мучений пройти сподручнее. Какие хитрости использовать, какие ухищрения выдумать.

      До этого дочь царская смогла продержаться только шесть деньков и то, это было в начале самом, а затем становилось всё хуже да тяжелее высиживать. Это как раз и натолкнуло её на мысль дельную о трёхдневном роздыхе пред следующей попыткой мучения.

      Отдых дал результат положительный. Она смогла продержаться целых восемь дней! Да и девять бы выстрадала, коли не оплошность собственная. Чтобы хоть как-то размять задницу, Райс перекатывалась с одной половинки на другую да нечаянно, а может от голода голова закружилась неистово и она, потеряв равновесие кувыркнулась на пол со скамьёй неустойчивой, что как отродье колдовское тут же исчезла на глазах, будто не было.

      В скором времени вошла Мать Медведица и увидев Райс на полу валяющуюся, беззвучно плачущую, и похоже подниматься не собирающуюся, тяжело вздохнула, подошла к безвольной деве мешком покоящейся да ничего не говоря уселась рядом, ноги под себя складывая.

      Измождённая рыжуха лежала без движения, подложив руку под голову и смотря пустым взглядом, ничего не соображающим в пустоту комнаты, тихо лила слёзы ручьями, не выражая никаких эмоций на исхудавшем личике.

      Матёрая тоже на неё смотреть не стала, а замерев столбиком, уставила взгляд не моргающий, куда-то в стену бревенчатую.

      – Можно тебя спросить, Мать Медведица? – вдруг вопрошала рыжая тихим голосом, не меняя при этом ни своего положения, ни без эмоциональной маски на лике девичьем.

      Вековуха какое-то время помалкивала, также не меняя в себе ни единой чёрточки, но затем тяжело вздохнув да повернув к деве голову, успокаивая видно саму себя в первую очередь, ответила:

      – С теми, кто на круге, говорить запрещается. Но у тебя вроде бы как круг порушен, в который раз и начнётся только завтра заново, то, пожалуй, в разговоре нашем не будет нарушения. Так что давай, спрашивай.

      – Кого из меня растят на этих кругах грёбаных? – огласила самый важный для себя вопрос страдалица.

      Райс