Дамба. Николай Александрович Старинщиков

телефона за дверью на шестнадцатом этаже. После этого всё становилось на свои места: за спиной у Осадцева плели непонятные сети.

      – Может, Ахмеров нацелился занять мою должность? – предположил он. – Но кто он такой, этот Дмитрий Иванович. Он никогда не служил. Простой инженер-строитель. Работал себе на стройке – так нет, потянуло в охранники. Представляешь? Три месяца всего отработал – и полез в архив… Я ему не верю. Как можно работать с таким человеком?

      Шубин вдруг вспомнил о своём и решил поделиться с неожиданным гостем.

      – Не хотел я говорить, но придётся. Конечно, это нарушение, и я это понимаю, потому что не положено на работе рыбачить…

      – Тебе можно, – прервал его Осадчий, блестя вставленным зубом из жёлтого металла.

      – Представь. Стою я в воде, – хмурился Шубин, – а тут черти летят на катере. Вдоль берега… Короче, нахлебался водички, но выбрался. Докладывать, конечно, не стали. Сам виноват. А теперь, после твоих разговоров, вот я и думаю: какого им хрена там надо было? Тоже, может, экологи?

      Шубин замолчал, блестя глазами. Поднял бутылку и наполнил рюмки.

      – Короче говоря, – продолжил Осадчий, – назревает какой-то фурункул. Придётся опять к генеральному идти. Может, он в курсе.

      Тимофеич поднял рюмку:

      – Хочу выпить за пингвинов, чтобы им никогда не знать человеческих проблем. И ещё за Северный флот, на котором служил я срочную…

      – Кем? – оживился Осадчий.

      – Извини, я подписку давал, чтоб никому. Даже в бреду…

      – Но теперь-то уж можно. Всё прошло, как с белых яблонь дым…

      – Закусывай, Степаныч… Огурчики, помидоры, колбаска, рыбка… Я здесь заночую. Не пойду домой. Не хочу. Дома меня никто не ждет. Зять – стерва. Я, говорит, за своё здесь потею… А ты, говорит, кто такой?

      – Серьёзно?

      – Это он мне! Офицеру МВД!.. А ведь я хотел его на работу к себе пригласить – у нас же там место стрелка свободное. Но теперь – ни под каким соусом. Прошу тебя, не бери! Я тебя умоляю…

      Осадчий слушал вполуха. Мало ли что происходит в жизни.

      – Он у тебя откуда? – спросил он о зяте.

      – А хрен его в душу знает… – ответил Тимофеич. – Нашла где-то, притащила в квартиру. Разве же нас теперь спрашивают!

      – Это уж точно.

      – Ни под каким предлогом. Не бери.

      Осадчий вдруг завёл старую песню:

      – Тимофеич, может, ты согласишься?

      – Говорю ему, – продолжал Шубин, – пенис лосиный, говорю, пососи – от застоя всего организма…

      – Соглашайся, Тимофеич…

      – Извини, о чём это мы? Давай выпьем, а потом поговорим. Кем я у тебя буду? Инспектором? А зарплата? А время свободное, чтобы на дачу ездить?.. – Он хлопнул себя ладонью в лоб. – Совершенно из памяти вышибло, потому что с сегодняшнего дня я больше не дачник. Однозначно. Сам себе клятву давал и начисто всё позабыл. Когда выходить?

      Он внимательно посмотрел в глаза Осадчему. Того даже заклинило от неожиданности. Месяц Шубин отказывался – и вдруг согласился.

      – У нас