Чисто деревенское убийство. Татьяна Анатольевна Хрисанфова

надо постепенно».

      Дверь открылась, вошла Капитолина и остановилась у порога.

      Воробей спустился с транспортера и о чем-то заговорил с ней.

      Иринка издали наблюдала, как они, размахивая руками, что-то обсуждают.

      ***

      Дед Санька плел корзину и без конца вздыхал.

      Он ничего не мог с собой поделать: как наяву видел лагерь.

      Картины прошлого не хотели покидать его седую, коротко стриженую голову.

      …Зима выдалась студеная.

      Пленных одевали кое-как, кормили еще хуже. Но не забывали выводить на работу.

      Люди умирали.

      Утром специальная команда убирала непроснувшихся. Люди умирали от тифа, от голода, от холода.

      Санька и Костя держались вместе, пытаясь выжить. В лагере они находились больше года. Это была вторая зима пребывания в плену. Они по-прежнему делили пищу, если то, что им давали, можно было назвать пищей.

      Санька никогда не смотрелся в осколок зеркала, приклеенный на стене в умывальной комнате. Он всегда был худым, но, смотря на свои руки и ноги, Санька ужасался. Желтая кожа обтягивала мослы. Именно «мослы»: все, что еще осталось от поджарого тела. Сидоркин выглядел так же. Саньке было жалко друга. Он понимал, что долго они не протянут.

      Фон Чайнов, как всегда, стоял на плацу с отсутствующим взглядом. Было вечернее построение. После переклички пленных распустили.

      Санька, еле волоча ноги, поплелся в барак. Он не помнил, как очутился возле офицера.

      – Эссен, – прошептал Санька.

      Ему было все равно, что произойдет в следующий момент. Рано или поздно вытащат утром, вместе с другими.

      Фон Чайнов вздрогнул, но голову не повернул.

      Санька почувствовал прикосновение к своей ладони. Он посмотрел на офицера. Тот бесстрастно смотрел в сторону. Санька побрел дальше. Его нагнал Сидоркин.

      – Чего фрицу надо? – спросил он, решив, что это фон Чайнов остановил Степанова.

      Санька разжал руку.

      На ладони лежала половинка шоколадки, обернутая в фольгу.

      – Вот, – не веря собственным глазам, протянул он шоколад Сидоркину.

      Друзья тут же в темноте разделили лакомство поровну и проглотили, не жуя. Во рту остался лишь сладковатый привкус. Они смотрели друг на друга, не приснилось ли им неожиданное угощение?

      Санька заплакал.

      Нет, он не думал о том, какой хороший человек немецкий офицер, угостивший его. Он думал о том, до чего дошел: выпрашивает еду.

      Сидоркин, молча, стоял рядом. Он не плакал.

      Санька подумал, что друг гораздо тверже его. Не унизился до попрошайничества…

      …В канун нового года был найден мертвым капо в соседнем блоке.

      О нем ходили плохие слухи. Очень уж он выслуживался перед немцами. Доносил все обо всех. Говорили, каждый вечер ходил на доклад к самому начальнику лагеря.

      На утреннем построении переводчик объявил, что требуется желающий послужить честно на пользу Германии. Опять долго звучали речи в пользу освободителей от коммунистического рабства, о великом будущем Германии, о мировом ее господстве…

      По словам