Земляки по разуму. Книга вторая. Олег Готко

говорил вождь и сдвигал щупальца до тех пор, пока промежуток между ними не составлял несколько микрон – таково было его представление о сперматозоидах.

      – Рожал ты меня, что ли? – дерзил Фасилияс, проклиная как смутные фантазии, так и феноменальную память старого пня.

      – А ты старшим не хами, с-сынок! – вмешивался в диалог Тохиониус и разговор съезжал на опостылевшие отпрыску рельсы поучений.

      Однако общение с агрессивными землянами варварского племени оставило неизгладимые следы в психике Фасилияса, и ему без труда удалось завоевать репутацию самого наглого осьминога в родном секторе болота. Дошло до того, что он начал распространять нелепости о так называемой «физиологической ущербности» нации. У некоторых, разглагольствовал нарушитель гермафродитного спокойствия, семь полов, а у них, значит, всего один, да и тот к сексу имеет весьма сомнительное отношение…

      Рожавшим осьминогам старого закала такое нравиться не могло. Уходя медитировать, они в последний тхариузоковый раз предупреждали Тохиониуса, чтобы тот серьёзно занялся воспитанием сексуального маньяка.

      В конце концов, всё это стало причиной приблизительно такого разговора:

      – Слушай, чадо неразумное… – начал Тохиониус.

      – Да, папулька, – отозвался отпрыск.

      – Не сметь меня так называть! – прорычал родитель.

      – Почему? – чистосердечно удивился Фасилияс. – Эй, вождь! Как ты своего старика называл?

      – Папулька, – пробормотал вождь, затем крякнул и застеснялся под недружелюбным глазом Тохиониуса.

      – Вот! – Чадо победоносно подняло пару щупальцев. – Слыхал?!

      – Дикарь! – прошипел осьминог.

      – Но-но, попрошу! – Вождь не привык долго стесняться.

      – Ладно-ладно, – перебил его «папулька», – мы здесь собрались не для обсуждения космической этики…

      – А зачем же? – поразился Фасилияс с таким видом, словно именно эти проблемы и только они мучили его давно и серьёзно. Возможно, даже стоили ему нескольких бессонных ночей, что не могло не сказаться на здоровье самым пагубным образом. – Я не понимаю…

      – Затем, чтобы ты объяснил нам, чем тебе не нравиться однополая любовь?

      – Своей платоничностью, – немедленно ошарашил его отпрыск. – Ты сам посуди – никакого разнообразия. Сам себя, гм, опыляешь, сам себе родишь – где же любовь?! Нарциссизм какой-то сплошной!

      От такого кощунства Тохиониуса конвульсивно передёрнуло. Плавно вскочив на напрягшиеся щупальца, он забегал земноводным пауком, а затем остановился, вытянул одно из них перед собой и рявкнул:

      – Вон с планеты!!!

      – Ты ещё скажи – ублюдок! – окончательно добил его Фасилияс и вышел, не забыв гордо покачнуться и прихватить ключи от космического корабля.

      Если бы Тохиониус мог, он бы плюнул вслед, но физиология не позволила по-человечески верно и однозначно выразить чувства.

      У вождя на кончике языка вертелось нечто неопределённое, вроде того, что «кто кого