Сто два года. Лена Добужинская

и многие другие замечательные писатели жили в нашем доме вместе с нами. Их книги не в последнюю очередь и сформировали во мне человека. Запрещенные у нас, изданные заморскими издательствами книги мирно стояли на полках книжных шкафов, пока я не поняла, что квартира наша на Чистых Прудах прослушивается, что Гена под колпаком, как, впрочем, и все писатели. Это стало ясно после того, как Гениного книжника Колю (Коля где-то добывал книги, которые просто так купить было невозможно) долго допрашивали в КГБ: какие книги «достает» для писателя Геннадия Абрамова, о чем разговаривают, кто приходит в дом, и много чего еще. Взяли подписку о неразглашении и отпустили. Верный Коля тут же позвонил по телефону-автомату (такие железные будки с телефонами стояли по всей Москве, и считалось, что они почему-то не прослушиваются. «В круге первом» у Солженицына именно они и прослушивались), вызвал Гену на улицу и, конечно же, все в подробностях рассказал.

      Тогда с перепугу я собрала все эти уникальные книги, из-за которых нам грозили крупные неприятности, а возможно, и тюрьма, отвезла своей подруге, чтобы та спрятала. У нас дома, по моему мнению, находиться им было небезопасно. В любой момент могли нагрянуть непрошеные гости.

      Подружка моя дорогая очень о нас беспокоилась, с готовностью взялась помогать, отвезла бесценные произведения в деревню, там закопала и… до сих пор не может вспомнить, где именно. Слава Богу, наступили времена, когда любую книгу можно купить. Мы так и поступили. Теперь любимые авторы, во многом определившие нашу жизнь, наши воззрения, наши поступки и отношения с людьми, опять стоят на тех же книжных полках в новеньких переплетах и ни от кого не прячутся. Только читай! И мы не прячемся. Надолго ли?

      Глава третья

      То, что я вообще родилась, само по себе – чудо.

      1939 год. Папа уходит на финскую войну, мама остается в Москве с 2-летней Ирочкой на руках и мной в проекте. Беременная. Она бегала в поисках врача, который бы согласился сделать аборт. Но тщетно. Аборты запрещены законом. И это вам не нынешнее время, когда за деньги можно всё. Это сталинский режим, да еще перед войной. Страх правит всем.

      Никакого врача мама, конечно, не нашла, и я, вопреки желанию родителей, нахально появилась на свет. У Грауермана. Я – жертва несостоявшегося аборта.

      Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство! Так что в Халтурине мой дорогой папа увидел меня в первый раз и сразу полюбил, как потом в шутку (а, может быть, и не в шутку) много раз говорил.

      Отец ушел воевать с финнами, оттуда – сразу на войну с немцами. Без всякой паузы. И воевал сначала солдатом, затем начальником химической службы, поскольку окончил химико-технологический институт (Менделеевку), потом был командиром танковой разведки, то есть смертником. И ни разу за всю войну не был ранен. Даже легко. Как заговоренный.

      Война занимала в его жизни огромное место. Он помнил о ней всё до самых своих последних дней. Много чего забыл, а про войну помнил, часто рассказывал, и я, став взрослой, поняла: многое утаил. Как бы хотелось узнать, что именно и почему! Теперь уже не узнаешь.

      Чаще других