Элемент 68. Александр Дергунов

Ольги. Женатый ловелас берег лицо и все время дарил своей подурневшей супруге.

      Алексей был старше других гостей лет на десять, но ощущал себя атавизмом иной эпохи. Поколение Бальшакова отрезано от последователей событиями девяностых. Друзья Ольги в двадцать пять – тридцать лет лишь вступали в жизнь, с хорошим образованием и четкими жизненными планами. Алексей к их возрасту уже успел поднять и потерять большой бизнес, прожить несколько жизней, потерять прежние веры и поверить в горячо раньше отрицаемое.

      С дачи заехали в столицу – в их жизни появилось место для вещей. В магазин Ольга заманила Алексея фантазиями о новом белье. Вместо белья купили костюм, где все строгое: гладь юбки ниже колен, диагональный разлет лацканов, как линии дорожного знака «запрещено», непроницаемая белая блузка.

      Потом за бельем все же заскочили в огромный торговый центр. К кружевному боди с дюжиной застежек прикупили новый кухонный стол. А заодно приобрели два кресла, где теперь они проводили вечера, не прижавшись друг к другу, но раскинувшись на мягких подлокотниках.

      Ольга хотела диван. Алексей уперся и оплатил кресла. Ольга спорила и утверждала, что так нечестно – если они вместе живут, то должны и вместе решать.

      – Почему, – спорил Алексей, – ведь деньги-то мои?

      – Но жить-то нам вместе, – возражала Ольга.

      – Решать должен я.

      – Кто тебя выбрал решальщиком?

      – Деньги меня выбрали. Вот эти мятые бумажки назначили меня господином.

      – Деньги не выбирают господ, они выбирают рабов, – заявила Ольга сердито и через три недели стала зарабатывать сама.

      В прошлой жизни Алексей, тогда еще Павлович, гордился своей пунктуальностью. Назначал собрание на восемь сорок три и жестоко штрафовал опоздавших. Появлялся на встречи вовремя, не принимал дорожные пробки в качестве оправдания. Алексей верил, что время есть функция не скорости, но воли. А воля – это внутренний стержень, который не позволяет человеку согнуться и пропасть.

      На рабочем столе Алексея Павловича лежал календарь, где любому часу отведен прямоугольник. Каждый прямоугольник расцарапан грифелем простого карандаша. Если партнер отменял встречу, то Алексей жесткой резинкой выскребал необязательного человека и ставил ему жирный минус в записной книжке. Тут же заполнял полосочку новым делом, которые всегда стояли в очереди. Делать записи в планировщике Бальшаков не доверял секретарше – только сам, исключительно остро отточенным карандашом, каллиграфическим почерком, с глубоким нажимом. Продавливал грифелем плотную бумагу, будто подчинял время своей воле, вышивая графитовой вязью на его бесконечном полотне.

      В деревне этот стержень подтаял и закис. Сперва Алексей еще пытался заводить внутренний хронометр, но перестал за ненадобностью. Отлаженный механизм давал сбои. Встреча назначалась приблизительно. Сначала с девяти до десяти. Потом и это стало напрягать – договаривался, например, встретиться где-то после обеда. Или завтра. А лучше на той неделе. Импортный календарь висел на холодильнике почти без надобности.