Элемент 68. Александр Дергунов

со стола. С тех пор как в ресторанах запретили курить, у добросовестных официантов осталось меньше способов проявить свою предупредительность.

      – А, вот вы где! – Близорукий Чистяков опознал спорящих, когда уже практически наткнулся на их столик.

      – Привет, Никодимыч, – обнялся Алексей с вновь прибывшим.

      – День добрый, Петр Батькович, – протянул руку Баграт.

      Пришедший на голову ниже Баграта, но локоть он задрал высоко, так что при рукопожатии его рука снисходит к встречной ладони, здоровается как бы сверху вниз.

      Чистяков Петр Никодимович – их институтский товарищ. В начальники никогда не лез – как завершил экономический факультет, так всю жизнь бухгалтером и работал. Хорошо работал, кстати. Менялись начальники, законы и национальные идеи, а бухгалтер Чистяков все стучал в кабинете сухими пальчиками по крупным клавишам калькулятора и обрастал должностями, семейством и международными сертификатами.

      Курса с третьего его звали больше по фамилии или имени-отчеству: Петр Никодимыч. Иногда просто – Никодимыч. Казалось, что родился Чистяков уже старым: стянутое к острому носу лицо, высокие залысины, сухие маленькие кулачки. Глаза Никодимыча плавали за выпуклыми линзами огромных очков. В институте Никодимыч был известен как зануда, правдоборец и первый женатик на их потоке. Женился Чистяков на втором курсе на девушке из пищевого института.

      Невеста была хорошей, но доброй. Убежав в город из-под тотального диктата патриархальной семьи, она уже на первом курсе сменила троих кавалеров, не решившись обидеть кого-нибудь отказом. Каждый раз пыталась спасти романтические отношения борщами, выпечкой и кружевными салфетками на расцарапанном пластике общежитейского стола. Ухажеров не привлекал домашний уют – они неслись дальше, спеша нарисовать побольше звездочек на потертых простынями фюзеляжах. А Никодимыч вот остался. Из любви, жалости да, в конце концов, из-за ребенка.

      Новобрачная сразу стала Никодимовной, и по имени ее уже никто не помнил. Молодой семье дали целую комнату в новой общаге: удобства общие, но зато свой холодильник и кухонька, оборудованная на тумбочке. На тумбе пристроилась плитка, на ней пыхтели кастрюльки. На запах борща подтягивались голодные бывшие, которых сострадательный Чистяков не гнал.

      После родов Никодимовна округлилась, налилась молоком и домовитостью. Бывших хахалей умело пристраивала по хозяйственной части, так что Чистякову почти не приходилось отвлекаться на бытовые мелочи. Выполнивших норму ухажеров Никодимовна подкармливала, но без баловства – за похабные намеки можно было схлопотать по физиономии грязным полотенцем. Все трое бывших баловали Чистякова-младшего, старались чего-нибудь на радость малышу притащить, и каждый пытался увидеть свои черты в человечке, что день за днем вылуплялся из тряпичного кокона.

      Институт Никодимыч закончил с красным дипломом, в то время как Алексей, блестяще отучившийся первые три курса, увлекся коммерцией и дотянул до диплома с трудом.

      Баграта из института тоже чуть не выгнали. За драку в общежитии.