Теория зла. Донато Карризи

застекленной дверью. Но это место было признано «вторичной сценой преступления» совсем по другой причине.

      Здесь был разыгран также и эпилог этой неимоверно долгой ночи.

      Вот почему Гуревич, Борис и Мила спустились этажом ниже. Мила следовала за старшими по званию, не задавая вопросов: была уверена, что вскоре все разрешится. Они прошли по лестнице, облицованной деревом, и очутились в просторном помещении, скорее похожем на гостиную, чем на кухню. Его окружала выходившая в сад застекленная веранда, которую, однако, криминалисты не завесили темными полотнищами.

      Трупов здесь нет, поняла Мила. Но не испытала облегчения, предчувствуя, что встретит кое-что еще хуже.

      Гуревич повернулся к ней:

      – Какую фотографию вы использовали для поисков Валина после того, как он пропал?

      – С беджа, который служил пропуском на работу, он как раз ее обновил.

      – И как он выглядел на той фотографии?

      Мила восстановила в памяти снимок, висевший на стене в Зале Затерянных Шагов в Лимбе.

      – Седеющий, лицо исхудалое. На нем светло-серый костюм, рубашка в тонкую полоску и зеленый галстук.

      – Светло-серый костюм, рубашка в тонкую полоску и зеленый галстук, – размеренно повторил Гуревич.

      Мила недоумевала: к чему эти странные вопросы, ведь инспектору наверняка известны все подробности.

      Но Гуревич не стал ничего объяснять. Он прошел на середину кухни, где находилась зона готовки, прекрасно оборудованная, накрытая вытяжкой в виде массивного купола из камня, обрамленного медью. Чуть дальше располагался обеденный стол из цельного дерева, на котором еще стояли оставшиеся от ужина грязные тарелки; среди них, однако, можно было заметить следы другой трапезы.

      Завтрака.

      Гуревич понял, что эта странность не прошла мимо внимания Милы, и встал перед ней:

      – Вам рассказали, как нам удалось установить личность Роджера Валина?

      – Еще нет.

      – Около шести утра, на заре, Валин выпустил маленького Джеса из кладовки, привел его сюда и подал ему овсяные хлопья, апельсиновый сок и шоколадный кекс.

      Обыденность ворвалась в повествование ужасов. Такие вот неожиданные отклонения и будоражили Милу по-настоящему. Покой посреди безумия обычно не сулит ничего доброго.

      – Валин присел рядом с ребенком и подождал, пока тот поест, – продолжал Гуревич. – Как вы и сказали, семнадцать лет назад Валин четыре дня провел рядом с трупом матери. Может быть, этим утром он оставил мальчика Джеса в живых, чтобы и тот пережил нечто подобное. Факт тот, что время завтрака Валин использовал, чтобы в точности поведать, кто он такой. И дабы удостовериться, что мальчик все правильно запомнил, даже заставил его записать услышанное.

      – Но с какой целью? – не понимала Мила.

      Гуревич дал знак потерпеть, скоро все станет ясно.

      – Джес – храбрый мальчик, правда, Борис?

      – Очень храбрый, – согласился инспектор.

      – Несмотря на происшедшее, он до недавнего времени сохранял спокойствие. Потом сломался и отчаянно зарыдал. Но до того