Теория зла. Донато Карризи

в помещение, на то существовала особая причина.

      Тела все еще здесь, осознала Мила. Близко.

      В коридоре и в комнатах хлопотали криминологи, изучая сцену преступления: в своих белых комбинезонах они походили на молчаливых расторопных инопланетян. Мила переступила границу между миром живых и миром мертвых. Двери затворились за ее спиной, и лифт поехал вниз, создавая ощущение, что все пути к отступлению отрезаны.

      Борис пошел впереди, показывая дорогу.

      – Убийца не расстрелял всех сразу. Он разделил их и уничтожил одного за другим.

      Мила насчитала на этаже четыре двери.

      – Привет, – поздоровался судмедэксперт Леонард Вросс, которого за восточные черты лица все называли Чаном.

      – Здорово, доктор, – отозвался Борис.

      – Готовы посетить волшебный мир Роджера Валина? – Эксперт, хотя и шутил не к месту, был надежным, проверенным специалистом. Он протянул коллегам баночку с камфарной мазью, потереть под носом, чтобы перебить смрад. – У нас тут на третьем этаже четыре первичные сцены. Плюс внизу еще одна вторичная. Как видите, полный комплект.

      Различие между первичными и вторичными сценами заключалось в способе, каким было совершено преступление. Во вторичных не так четко проявлялась динамика действий, но они могли оказаться важными для определения мотива преступления.

      Поскольку Борис не упоминал о вторичных сценах, Мила задумалась, что же такое ждет их на нижнем этаже.

      Тем временем судмедэксперт провел их в комнату Криса, шестнадцатилетнего сына Белманов.

      Постеры тяжелого рока. Несколько пар кроссовок. Спортивная сумка, брошенная в углу. Компьютер, телевизор с плазменным экраном, игровая приставка. На спинке стула футболка с принтом, чествующим Сатану. Но дьявол на футболке не настоящий. Настоящий явился в эту комнату под видом безобидного бухгалтера.

      Баллистик замерял расстояние между вращающимся креслом и трупом, распростертым на простынях, пропитанных кровью.

      – На теле жертвы обширное огнестрельное ранение в брюшную полость.

      Мила разглядела насквозь промокшую, заскорузлую одежду: парень истек кровью.

      – Убийца не стал стрелять в голову или в сердце, – заметила она. – Выстрелил в живот, чтобы продлить агонию.

      – Валин хотел насладиться сценой. – Борис указал на стул перед кроватью.

      – Но спектакль он поставил не для себя, – поправила его Мила. – Для отца, который из своей комнаты слышал, как сын плачет и кричит.

      Она вообразила весь ход бесконечно длящегося страдания. Жертвы заперты, каждая в собственной комнате, превращенной в тюрьму, в месте, с которым связаны самые дорогие воспоминания; они слышат, что происходит с родными людьми, и содрогаются, зная, что скоро наступит и их черед.

      – Роджер Валин – поганый садист, – заключил Чан. – Скорее всего, он не спешил, разговаривал с ними, переходил из комнаты в комнату. Наверное, даже позволял им надеяться, что возможно спасение. Если они найдут правильные слова и будут