Изгоняющий бесов. Андрей Белянин

доктору, не совсем, но…

      – Агась! – радостно откликнулась немногословная девица, резво встала на пол и одним махом стянула сорочку через голову.

      Мне в лицо ударило таким настоявшимся жаром, что я чуть не упал.

      Кое-как сумев выровнять дыхание и волевым усилием приглушить грохот собственного сердца, я сунул руку в сумку, достал Псалтырь, полбутылки водки, церковную свечу и спички. Вроде бы ничего не забыл? Ну, нет так нет, справимся чем бог послал.

      Сначала я молча перекрестился, потом храбро выпил из горла, зажёг свечу и, красноречивым жестом заткнув рвущееся из уст Прасковьи «агась?», быстро начал читать вслух:

      – Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли… И ныне и присно и во веки веков…

      «Аминь» сказать не успел, потому что буквально в то же мгновение откуда-то из-под колена девушки материализовался крохотный огненно-рыжий бесёнок, побежал по её бедру, уселся на плече и, свесив ножки, показал мне язык.

      – Ах ты ж, сволочь мелкая…

      Если вы помните, то рыжих бесов похоти отваживают матом, но этот был столь нагл и бесцеремонен, что я невольно замахнулся на него Священным Писанием. Невинная Прасковья сдуру радостно взвизгнула, из-за занавески мгновенно вынырнули её мамаша со своей мамашей, любопытный доберман, а вслед раздался крик отца Пафнутия:

      – Дак то не рыжий бес, дубина, то оранжевый! У его цель-то иная, его от и бить не…

      Поздно. Я попал, с размаху прихлопнув оборзевшего бесёнка тяжёлой книгой прямо на левом обнажённом плече перезрелой девицы Тулуповой…

      Сама она от моего удара даже не пошатнулась, стоя как мраморная греческая кариатида, а вот в комнатке резко потемнело, после чего неожиданная вспышка света резанула по глазам…

      – О, смотрите, ещё один.

      – Нэ адын, батоно, а с сабакой!

      Ничего не понимаю. Кто-то заботливо похлопал меня по щекам и столь же резко убрал руки, натолкнувшись на недовольное собачье ворчание.

      Я открыл глаза. Закрыл их. Протёр. Снова открыл.

      Картинка не изменилась, но увиденное ни капли не обрадовало.

      Белый коридор. Блёклые нейтральные обои. Лампы дневного света под потолком.

      Дверь. Одна, белая, без всяких опознавательных знаков.

      На узкой длинной лавочке, словно в очереди на приём к терапевту в поликлинике, сидят трое мужчин. Один бритоголовый в мятых рыцарских доспехах и плаще Тевтонского ордена, второй загорелый, с дредами, в тёмных очках, простых джинсах и рубахе гавайского образца, третий вообще почти голый, а всё тело у него раскрашено татуировками, как у древнего воина майя. Колоритные ребята, каждый как с картинки.

      Последним сижу я, дурак дураком, ничего не понимаю, в руках книга, на плече сумка, а прямо передо мной виляет обрубком хвоста верный Гесс.

      – Шо, братуха, первый раз здесь? – хмыкнул рыцарь, и остальные подбодрили меня снисходительными улыбками. – Та не дрейфь, где наша не пропадала!

      – Э-это рай… или… мы все умерли? – спросил кто-то. Видимо,