Перед восходом солнца. Михаил Зощенко

наиболее яркие картины, оставшиеся в моей памяти. И увидел, что память сохранила их с необычайной точностью. Сохранились мелочи, детали, цвет, даже запах.

      Душевное волнение, как свет магния, осветило то, что произошло. Это были моментальные фотографии, оставшиеся на память в моем мозгу.

      С необычайным волнением я стал изучать эти фотографии. И увидел, что они меня волнуют больше, чем даже желание найти причину моих несчастий.

      III

      Опавшие листья

      Жизнь каждого все то же повторяет,

      Что до него и прежде совершалось,

      И человек, в прошедшее вникая,

      Предсказывать довольно верно может

      Ход будущих событий…

      Итак, я решил вспомнить мою жизнь, чтобы найти причину моих несчастий.

      Я решил найти событие или ряд событий, которые подействовали на меня угнетающе и сделали меня несчастной пылинкой, уносимой любым дуновением ветра.

      Для этого я решил вспомнить только самые яркие сцены из моей жизни, только сцены, связанные с большим душевным волнением, правильно рассчитав, что только тут и лежит разгадка.

      Однако нет нужды вспоминать детские годы, подумал я. Какие там могут быть особые душевные волнения у мальчишки. Подумаешь, великие дела! Потерял три копейки. Ребята побили. Штаны разорвал. Украли ходули. Учитель единицу поставил… Вот вам и все потрясения детского возраста. Лучше я вспомню, подумал я, сцены из моей сознательной жизни. Тем более что я захворал не в детские годы, а уже будучи взрослым. Начну лет с шестнадцати, подумал я.

      И тогда я стал вспоминать наиболее яркие сцены, начиная с шестнадцати лет.

      1912–1915

      О, сказкой ставшая воскреснувшая быль!

      О, крылья бабочки, с которых стерлась пыль!

Я ЗАНЯТ

      Двор. Я играю в футбол. Мне уже наскучило играть, но я играю, украдкой поглядывая на окно второго этажа. Мое сердце сжимается от тоски.

      Там живет Тата Т. Она взрослая. Ей двадцать три года. У нее старый муж. Ему сорок лет. И мы – гимназисты – всегда подтруниваем над ним, когда он, немного сутулый, возвращается со службы.

      И вот открывается окно. Тата Т. поправляет свою прическу, потягиваясь и зевая.

      Увидев меня, она улыбается.

      Ах, она очень хороша. Она похожа на молодую тигрицу из зоологического сада – такие же яркие, сияющие, ослепительные краски. Я почти не могу на нее смотреть.

      Улыбаясь, Тата Т. говорит мне:

      – Мишенька, зайдите ко мне на минутку.

      Мое сердце колотится от счастья, но, не поднимая глаз, я отвечаю:

      – Вы же видите – я занят. Играю в футбол.

      – Тогда подставьте свою фуражку. Я вам что-то брошу.

      Я подставляю свою гимназическую фуражку. И Тата Т. бросает в нее маленький сверток, перевязанный ленточкой. Это шоколад.

      Я прячу шоколад в карман и продолжаю играть.

      Дома я съедаю шоколад. И ленточку, приложив на минуту к щеке, прячу в стол.

ПИСЬМО

      Столовая.