Город и Я. Автор Неизвестен

себя молодым, он заглядывал в глаза женщинам, но они смотрели сквозь него так, как будто его не было. И от этого он перестал быть.

      Расчувствовавшись, как это с ним бывает в состоянии уже заметного со стороны опьянения, он честно сказал мне, что я последний и, пожалуй, самый бездарный его ученик, но отчего-то он любит меня больше остальных, хотя, и сам не может сказать почему. Он ещё раз повторил мне, что музыка должна быть сначала в сердце, потом в голове, и только потом в руках, но то, что звучит у меня в сердце, никак не может пробиться наружу. Напоследок он добавил, что из меня никогда не получится музыкант и посоветовал заняться чем-то другим.

      В сказанном не было для меня ничего нового или обидного, он неоднократно повторял мне это, когда выпивал лишнего, но, кажется, теперь он и вправду говорил мне это в последний раз.

      – Нет никакого таланта.

      – У меня?

      – Да вообще нет, понимаешь, ничего такого не существует. Это просто инструмент дискриминации, придуманный избранными, чтобы кто попало не вздумал уподоблять себя Творцу, понимаешь?

      – ?

      – А… – махнул он рукой, – лично я не знаю никакого другого таланта, кроме непреодолимого желания, что-то делать, которое ты не можешь ни удержать в себе, ни подавить, ну, и умения отличать хорошее от дурного. Понимаешь? Это вера в то, что ты можешь сделать невозможное, просто потому, что ты не можешь этого не сделать. Вот что будет, если ты прочтёшь, например, собственное стихотворение своим знакомым? Они скажут, что да, это неплохо (наверно), но они в этом ничего не понимают, как будто для того, чтобы понять нравится тебе что-то или нет, нужно защитить диссертацию. Они все оглядываются друг на друга, прежде чем что-то сказать. На самом деле у них просто нет собственного мнения, даже вернее будет сказать, они боятся иметь собственное мнение. Понимаешь о чём я? Им всегда нужен авторитет. Я уверен, что во многих талантливых людях изначально не было ничего, кроме желания быть.

      Неизвестно зачем, я стал что-то говорить в своё оправдание, но он прервал меня:

      – Никогда не оправдывайся и никому ничего не доказывай, если не знаешь, что сказать – не говори ничего.

      Я проводил его до трамвайной остановки, и он уехал одним из тех маршрутов, которые идут в никуда, с надеждой, словно его там и вправду кто-то ждал. На прощание я спросил его о главном.

      – Главное, что мы есть, – ответил он и безнадёжно добавил, – в конце-то концов…

      – А в начале начал? – как-то глупо попытался пошутить я.

      – Не знаю, в начале начал меня не было… и, в конце концов, не будет…

      Потом он потерялся, как все, в окутавшем Город тумане, и в этом тоже не было ничего нового, потому что людям всегда было свойственно теряться и терять друг друга.

      __________

      Постепенно все привыкли к растворённому в вечно сыром воздухе ощущению предстоящей войны, которую почему-то всё никак не объявляли. День за днём ничего не происходило, кроме зудящего навязчивого шороха