Мужчина и женщина: бесконечные трансформации. Книга вторая. Рахман Бадалов

кашляет, кашляет.

Работа Ксюши…

      – Я без сутенёров работаю. Буду я этих сопляков кормить… Прикинь, щас сутенёры – 19–20 лет, малолетки. Это они меня, тётку, кормить должны… Меня и били тут уже. А я не боюсь, ниче не боюсь. Говорю им – «Ну, прибьёте, тут на моё место другая завтра станет». Там за мостом толпа целая девчонок работает. Тоже сами на себя. Нас много таких, которые сами на себя…А жалеть меня не надо. У всех жизнь трудная. У тебя вот, что ли, она лёгкая? Мне клиенты сразу на жизнь жалуются, а потом уже… У всех она трудная. У всех.

      Говорит, говорит, подбородок в руку упёрла, глаза закрываются.

      – Вот нажралась антибиотиков. А чё-то не помогает…

      – Да тебя выключит сейчас.

      – Выключит? Выключит. Мож, и выключит. Мне работать надо.

      – Ты б, Ксюша, приютила человека, а? – встряёт тетя Тамара, – че ему в палатку, это же не по-людски.

      – На дачку, что ли? – встрепенулась Ксюша, – Только у меня там света нету. И отопления нету. Зато одеяло новое, пуховое. Чистое, ты не подумай. У меня тут дачка, я её выкупила за семь тысяч. Зимой там жила, пол от льда скользкий был. Я сейчас комнатку в городе снимаю, но туда далеко, там хозяин на железной дороге работает, пути проверяет… Он этот, он…

      – Обходчик?

      – Да, да, обходчик, а жена евонная дома сидит, с двумя дитями. Они кричат, да эти ещё ругаются, покою нет. Я тебя туда не поведу, и далеко же. Вот на дачку тут метров сто пятьдесят, идти – ни о чём, ваще…

      – Да неудобно как-то…

      – Не, поглядь, тёть Тамар! Бродяга, а какой стеснительный… Только ты того, пожрать купишь?.. Немного. Жрать охота. А работать я сегодня не буду больше. Не могу.

…у Ксюши, на «даче»

      Пожрать купили и пошли. Идти – по посадке какой-то, мимо свалки, и правда метров сто пятьдесят. Тёмный, крохотный домик, двор с бурьяном и яблонями, кривая калитка.

      – Вот поглядь, порожек, доски новенькие, сама прибивала.

      Ксюша стала какой-то стеснительной и суетливой.

      – Вот диванчик, нормальный, одеяло чистое, гусиное. Пододеяльника только нет. Да ты, не волнуйся, я сюда никого не вожу, ты первый. Тут чисто. Доски на потолке видишь? Это мне друзья делали, я попросила. Они бомжи, но хорошие ребята. А это мишка – глянь, мишка, он стихи рассказывает.

      Берёт с кровати плюшевого мишку, жмёт его, и тот начинает декламировать про ёлки, шишки, ягодки и мёд.

      – Это мой друг. Мне его дальнобойщик подарил.

      К этому моменту у меня уже ком в горле стоял. Особенно когда мишка этот, единственное существо, с которым она просто спит, в тёмном холодном доме начал свои детские стишки добрым металлическим голосом рассказывать.

      Ксюша кашляет, кашляет, шмыркает носом. Похоже, пневмония.

      – А подушки-то нет! Нет подушки. И матраца нет… Как же я тебя положу без матраца-то…

      – Да хрен с ним, с матрацем.

      – Не, не, ты тут сиди, кури, я за матрацем. Я раньше тут рядом жила, снимала домик, пока этот не выкупила. Не все вещи перенесла.

      И выскочила. Я взял