Мужчина и женщина: бесконечные трансформации. Книга вторая. Рахман Бадалов

поступив на медицинский факультет Цюрихского университета. Всё больше увлекалась психоаналитическими идеями, выступала с докладами, писала статьи. По большей части вела скитальческий образ жизни. Из Цюриха переехала в Вену, из Вены в Берлин, потом в Мюнхен, где изучала мифологию и историю искусств. И продолжала заниматься творчеством, написала исследование о «Песни о Нибелунгах» (тема Зигфрида осуществляется в теории), опубликовала серию статей в европейских журналах, работала практикующим врачом-психоаналитиком. Две из её статей «О психологическом материале одного случая шизофрении» и «Деструкция как причина становления» – причислены к выдающимся психоаналитическим сочинениям.

      Наконец, по каким-то, неведомым нам причинам, Сабина Шпильрейн вернулась в Россию. Возможно, считала, что на Родине её знания и способности найдут наилучшее применение. Здесь она читала лекции по психологии бессознательного мышления, вела семинар по психоанализу детей, работала врачом-педологом. После разгрома педологии вела замкнутый образ жизни. Дочь её мужа от второго брака вспоминает:

      «Была она, как все вокруг считали, безумно-непрактичной. Одевалась она только в то, что кто-то ей давал. Она была похожа на маленькую старушку, хотя она была не такой старой. Она была согбенная, в какой-то юбке до земли, старой, чёрной. На ней были ботики на застёжечках, теперь их называют «прощай, молодость». Я думаю, что привезла она их из Берлина. Так одевалась моя бабушка. Было видно, что она сломлена жизнью».

Эпилог жизни: Война…

      Когда началась война, Сабина Шпильрейн могла эвакуироваться, достаточно было обратиться к Фрейду, который был знаменит и имел множество знаменитых друзей, но она предпочла ни к кому не обращаться и остаться в Ростове. Возможно, доверилась своим иллюзиям, повторяла, «я знаю немцев, они культурные люди, не способные на зло». В августе 1942 году, вместе с двумя дочерьми, двадцатидевятилетней Региной и четырнадцатилетней Евой, Сабина Шпильрейн была расстреляна нацистами в Ростове, в Змиёвской балке. Время, которое когда-то к ней благоволило, окончательно растоптало её. И вместе с ней двух её дочерей.

      Когда-то Сабина писала в своём дневнике:

      «Я никогда не смогу жить мирной жизнью в кругу семьи. Полная тишина вызывает у меня беспокойство. Я хочу видеть вокруг людей с сильными страстями, я хочу прожить много жизней, я хочу сильно и глубоко чувствовать, я хочу музыки… Похоже, я ничем не буду удовлетворена. Что будет с моим прежним идеалом созерцания мира на манер греческих философов? Жить среди своих учеников, слушающих меня в аллеях, в гармонии с природой[274]».

      Кто знает, может быть, десять месяцев в клинике Бургхёльцли были самыми счастливыми в её жизни, она выздоравливала, она жила сильными страстями, она приближалась к идеалу созерцания мира, на манер греческих философов. Она верила в будущее.

      В 19 лет, Сабина написала завещание:

      «после моей смерти я разрешаю подвергнуть вскрытию одну только голову, да и то, если она не будет выглядеть слишком ужасной. При этом не должны присутствовать

274

С. Шпильрейн имела в виду, что древнегреческие философы, обсуждали философские проблемы во время прогулок в аллеях.