Дама на ривере. Алексей Борисов

какового срока Венедиктина прислонил его к стенке общежития, сунул в рот недокуренную сигаретку и принялся для сугреву расстреливать снежками.

      За этим занятием и застал молодых людей Славка Рякин: грузный, мужиковатый, в лохматой дохе и разлапистой шапке–ушанке, окутанный клубами пара от натужного дыхания, с массивной папкой, торчащей из-под мышки:

      – Резвитесь, суслики? Венедиктина! Тебе, я смотрю, работать на свежем воздухе полезно! Ишь как зарозовелся! На человека похож стал! Молодец! Молодца! А я вот из обладминистрации! С совещания. Грант получать будем! По весне производство откроем. Соседа твоего вон, Викторыча, мастером назначим! Будет вам проповеди читать на индустриальную тематику! А, Викторыч! Пойдешь в мастера?

      – На все воля вышняя, – пролепетал задубевший гном-проповедник.

      – Что, замерзли, что ли? Ну, ладно! Хватит на сегодня. Ступайте, грейтесь! А то, может, самогоночки с устатку? Венедиктина! Выпьешь со мной самогона? – не совсем уверенно предложил Рякин.

      Жизнь отучила молодого человека приятной наружности отказываться от какой-либо халявы. Они прошли в рякинские апартаменты. Жил Сла-авик в такой же комнатушке, как и все в этом общежитии, только один. Койка была аккуратно застлана солдатским одеялом, бархатная накидка на столе создавала впечатление старомодного уюта. Почти треть комнаты занимал шкаф – массивное строение, покрытое рояльным лаком, с зеркалами, окантованными медью дверцами и зубчиками наверху. Сразу возникало впечатление помеси добротного жилища крепкого деревенского мужика с походной экипировкой дореволюционного фельдшера-ходока народ.

      Самогонка у Славки была знатная: пружинила на языке и обдавала изнутри мягким теплом.

      – Все дуешься на меня? – Славка мучительно долго цеплял склизкий грибок вилкой. – А ты не дуйся. Я тебе добра желаю. Можно сказать, эксперимент на тебе поставить хочу. По возвращению человечества на правильные рельсы, – Викторыч от самогонки отказался, и Рякин отправил его на кухню жарить картошку. – Глянул я тогда на тебя в ментовке, и подумал: вот типичный экземплярчик! Продукт эпохи. Если все такими станут, то род людской вымрет, как мамонты. Надо из тебя обратно человека делать, – Славка разлил по второй, порезал буханку толстенными ломтями: – Так что не мурзись на то, что обратную эволюцию тебе придется в не совсем комфортных условиях проходить. Сам видишь: я тоже вполне по-спартански обитаю! В комфорте-то только плесень хорошо разводится! Давай, закусывай! Смотрю я на вас и думаю, как вы вообще выживаете? Как вы до сих пор вообще не вымерли? Наблудетесь по подворотням и родительским дачкам. Потом будущие мамки будущих детенышей травят, травят, травят! А если вытравить не удастся, так берут женишка за хиботину и в ЗАГС тащат. Грех прикрыть! А сейчас и того нет! Гражданским браком называется! Свобода! А что толку в ней – в свободе? Вот ты! Пошел в катран, продул больше, чем за всю жизнь заработал. Это и есть свобода?

      – C'est la vie! – не очень твердым языком поддержал беседу юноша пьянеющей наружности. – Fortuna non penis,