Поселок на реке Оредеж. Анаит Григорян

сторону станции Алевтину Степанову.

      – Алевтина, ты это куда?! – крикнула ей Нинка. – Подойди-ка!

      Алевтина подошла ближе, держа перед собой обеими руками большую клетчатую полиэтиленовую сумку. Комарова Алевтину не очень любила: у той всегда был какой-то затравленный вид и глаза такие, будто она сейчас расплачется.

      – На рынок иду…

      – А наша егоза собралась куда-то, на станцию бегала, расписание электричек смотрела. – Нинка не глядя ухватила Комарову за плечо и сгребла пятерней рукав ее платья.

      – Куда же это ты собралась, Катя? – наклонившись к Комаровой и заглядывая ей в лицо влажными коровьими глазами, спросила Алевтина. – А родители как же? А маленькие? Кто останется дома за старшую?

      На месте ее Алексея любой бы от такой сбежал. Когда он с мужиками сидел на старом мосту – это было любимое место всех поселковых посиделок, и занять его старались еще днем, чтобы не перебила другая компания, – Алевтина притаскивалась, вставала как-нибудь поодаль, но на виду, склоняла набок повязанную платком голову, складывала на груди руки и устремляла на мужа укоризненный взгляд своих коровьих глаз. Алексей отворачивался, пытался как ни в чем не бывало разговаривать разговоры, но через некоторое время сдавался, виновато прощался с собутыльниками и перся вслед за Алевтиной домой.

      Комарова молчала, опустив голову. Нинка тряхнула ее за плечо:

      – А им все равно. Они только о себе думают. Видишь, молчит, как партизан.

      Алевтина покачала головой:

      – Так нельзя, Катя. Ты бы о других подумала.

      – А они не думают, – повторила Нинка. – Твой много думал, когда в город от тебя сбежал? Ты еще скажи спасибо, что у тебя не семеро по лавкам… Думают они… как же!

      – Как там мой Алексей… – плаксиво растягивая слова, завела Алевтина. – Как он там в городе-то…

      – Нагуляется и вернется, – грубо оборвала Нинка. – Нашел там себе какую-нибудь кралю вроде нашей Олеськи… клейма на ней негде ставить.

      Комарова медленно присела, так что складки ее рукава начали выскальзывать из толстых Нинкиных пальцев.

      – Небось лучше, чем ты здесь, – продолжала Нинка. – Небось о тебе-то он там и не вспоминает…

      Алевтина вздрогнула и прижала к груди сумку, как будто защищаясь.

      Комарова дернулась, едва не упав на колени, вырвалась из Нинкиных рук, вскочила и побежала.

      – Куда?! – заорала Нинка. – А ну, стой! Вот я матери скажу, она тебя по жопе выдерет!

      Вот привязалась, до всего ей дело, понесет теперь по всему поселку. Комарова, отбежав на достаточное расстояние, свернула на безлюдную боковую улицу и перешла на быстрый шаг, хотя Нинка и не думала за ней гнаться, а Алевтина так вообще стояла столбом, вытаращив глаза и вцепившись в свою сумку. Руки у нее были большие, как Нинкины, только пальцы потоньше, а суставы похожи на деревянные шарики, перекатывающиеся под кожей, и кожа красная и потрескавшаяся. Комарова вытянула перед собой руку и помахала ею в воздухе. У нее тыльная сторона ладони тоже была