Поселок на реке Оредеж. Анаит Григорян

водяным в самом глубоком омуте и таскала бы под воду дачников. И она, Комарова, родилась бы водяницей – всё лучше, чем кикиморой. Вот Максим пошел бы летом купаться, она бы и его утащила. Комарова поглядела на Максима: тот сидел, закинув ногу на ногу, и рассматривал узор на клеенчатой скатерти.

      – Сволочь все-таки ваш отец! – разобидевшись на то, что разговор не клеится, сказала тетя Света. – И Марью он в могилу свел.

      Комарова пожала плечами. Мать тоже говорила, что батя бабку в могилу свел, – она бабку любила, а та ее жалела, и когда батя зверел и кидался на мать с кулаками, то крепко обхватывала ее руками и закрывала своим телом, которое чем дальше, тем больше становилось похожим на старое сухое дерево, и тогда батя молотил их обеих кулаками и чем под руку попадется. Вечерами бабка с матерью сидели на кухне, и мать приглушенно выла, что уйдет в одном исподнем куда глаза глядят, а бабка уговаривала потерпеть, ведь у нее Катя, Лена, Ваня, Оля – тогда их было только четверо; уже после того, как бабка померла, родились Аня, Света и младшенький Саня, который все время болел, и мать часто повторяла, что лучше бы он совсем умер.

      – Теть Света… мне пора, наверное. Спасибо за пирожки, вкусные очень.

      – На дорожку-то возьмешь парочку? – оживилась тетя Света.

      Комарова посмотрела в раздумье на несколько пирожков, остававшихся под полотенцем, потом перевела взгляд на Максима и махнула рукой:

      – Да ладно. Меня Олеся Иванна чем-нибудь покормит.

      – Олеська-то… эта… – тетя Света хотела что-то сказать, но сдержалась.

      Когда Комарова с Максимом уже стояли в дверях, тетя Света вдруг спросила:

      – Ты уехать-то отсюда не хочешь?

      Комарова отрицательно покачала головой.

      – Ну и правильно, где родился – там пригодился. – Тетя Света засы́пала словами, как горохом, боясь, что не успеет наговориться напоследок. – Вон, Максимка наш… – она дернула подбородком, – сидит на месте, не рыпается. А такого парня где хочешь бы с руками оторвали. Нравится он тебе?

      – Ну, теть Света, вы чего… – обалдел Максим. – Ну это вы даете…

      – А чего ты мне чевокаешь? – сразу вскинулась Светка. – Где я неправду сказала?

      – Да ну вас совсем! – Максим хлопнул дверью кухоньки и повернулся к Комаровой.

      – Ты на Светку внимания не обращай… она вообще добрая, только дура.

      – Угу, – глядя себе под ноги, буркнула Комарова.

      – Ты не обиделась на меня, Кать?

      – За что обижаться?

      – Ну… за бабку твою партизанку… – Максим наклонился, пытаясь заглянуть Комаровой в лицо, но она опустила голову еще ниже – в прихожей было сумрачно и не видно было, что у нее горят щеки. – Это же я так просто…

      – Угу…

      – Ты сама-то дойдешь? – Максим помялся, не зная, что еще сказать, наконец прибавил: – Проводить тебя?

      – С чего это еще? Я тебе что, дура из города, дороги не знаю? – вскинулась Комарова.

      – Да я так просто… Ну, давай, что ли… – Он протянул руку для пожатия, но Комарова