Танковая бойня под Прохоровкой. Эсэсовцы в огне. Курт Пфёч

фронта выровняется и одновременно…

      – Кот окажется в мешке, – завершил фразу Блондина Эрнст.

      Некоторое время они курили молча.

      – И все это ты узнал от своего тянульщика проводов?

      – Конечно. И кроме того, у меня есть собственные глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать, и что…

      – С какого времени ты что-то видишь и слышишь?

      Дори пропустил колкость мимо ушей:

      – В штабе дивизии как в муравейнике. Все совершенно секретно. А кроме того, нам везут маркитантские товары.

      – Ну, тогда, я думаю, действительно…

      Дори засмеялся и махнул рукой:

      – Пропитание для великой битвы поступит уже сегодня вечером: баночное пиво, говяжья тушенка и сигареты.

      Эрнст загасил свой окурок:

      – А я хотел ехать в отпуск! – Он вытянул ногу, собачий хвост соскользнул с его сапога. – Ничего не выйдет! – и, обращаясь к собаке, заметил: – И для тебя, Комиссар, дело тоже дрянь. Надо тебе искать другого хозяина. Прежний отправится за фюрера, народ и фатерланд! Понял?

      – До окончательной победы!

      Никто не засмеялся. На деревенской дороге послышался треск мотоцикла. Блондин поднял голову и прислушался:

      – Что, уже везут баночное пиво?

      – Еще рано.

      – Да и вряд ли на мотоцикле. Что на нем можно привезти? Разве только что-то для нас троих?

      Ночью они отправились. Когда проезжали мимо последних хат, Эрнст достал из бельевой сумки краюху хлеба, отрезал толстый кусок и бросил его из машины. Раздался лай собаки.

      – Поешь, Комиссар, набей себе еще разок полное брюхо, кто знает, когда тебе еще чего-нибудь дадут!

      Блондин попробовал свернуть цигарку. Дори навис над рулем и всматривался в корму впереди идущей машины. Он ориентировался по белому тактическому знаку, нанесенному сзади на кузов. Если «наискось лежащий Дитрих»[4] виднелся ясно – ногу с газа, если исчезал – давить на всю железку, а если едва различался – дистанция была самой подходящей.

      Все молчали. Это было ночью с 1 на 2 июля 1943 года.

      День первый

      2 июля 1943 года

      Они ехали. Так было уже не в первый раз. И они знали куда. Они привыкли, и, несмотря на это, они ехали, и их сопровождало слабое чувство, это тупое давление в желудке, что-то среднее между голодом и дурнотой. И к тому же – сухость в горле, не дававшая насладиться сигаретой. И все же они курили и при этом смотрели на руки друг друга. Дрожат ли они точно так же у других, как и у тебя? Нет, не дрожат. И мои спокойны, по крайней мере, внешне. Потому что эта легкая дрожь, это нервное беспокойство чисто внутреннее. Это – вопрос без ответа, неопределенное ожидание и сомнительная надежда.

      Они ехали и молчали. И все то, что касалось предстоящего дела, то, что относилось и ко всем предыдущим боям, не оставляло их. Когда начнется? В кого попадут? Как много будет потерь? Останусь ли я цел или меня ранят? Останусь инвалидом или умру? Как долго и как часто это будет продолжаться?

      Блондин сидел в машине

4

«Наискось лежащий Дитрих» – шутливое название тактического знака дивизии СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер». – Прим. пер.