Спасти Колчака! «Попаданец» Адмирала. Герман Романов

нами?! – чуть возмущенно прошипел Мичурин.

      – А ледокол «Ангара» на что?! – спокойно бросил Ермаков. – Мы с ними воевать не собираемся, но если они предательски нападут, тогда взорвем туннели и плывем в Мысовую. И ледокол им не отдадим – пусть пешком по неокрепшему льду идут через Байкал или вокруг по горам кругаря нарезают. А в Забайкалье мы с ними сочтемся…

      Воцарилось молчание – офицеры дружно переваривали предложение командира, и Ермаков видел, что они его одобряют. Но в то же время очень не хотят столкновения с чехами – воевать с союзниками всегда сложно. И потому решил не отвлекать их от таких размышлений, а перевести на повседневный уровень, пусть сами потихоньку доходят до нужного мнения.

      – Закончим, господа, на этом. Займемся делами, времени уже в обрез, а сделать предстоит много…

      Ермаков отхлебнул из стакана горячего чая – от чудовищной усталости его покачивало, уже половина суток прошла, как он очутился в чужой шкуре. За эти долгие часы он не съел ни крошки пищи, если не считать замерзшего огурца с салом – кусок в горло не лез, да и с души воротило. Костя прислонил гудящую голову к прохладной стене и смежил веки – остается только ждать. Ждать и догонять – вот два состояния, которые он ненавидел, но они закаляют душу военного. Мысли в голове стали ползти тихо и медленно, как обкуренные черепахи, и он не заметил, что уснул…

      – Горим! Суки…

      – Вылазь, ребята, поджаримся! – старший сержант Ермаков толкнул изо всех сил люк. Проклятая банка, выйти можно только через крышу, а по ней весело лупцуют сейчас «духи» из всех стволов, пули так и молотят по тонкой броне, как крупный град по шиферу старого дачного домика. По слухам, сейчас поступают новые БТР-80 с боковыми дверцами, но до Афганистана они еще не дошли.

      Что дело хреново, Костя понял сразу, но им повезло несказанно – из РПГ попали в моторное, если бы к ним, то вознеслись бы на небеса. Люки-то закрыли, а это амба всему экипажу БТР-70. Да и ребятишки не растерялись – захлебывается судорожным кашлем башенный КПВТ, горячие тяжелые гильзы со стуком падают на днище, с бойниц огрызаются из автоматов, не жалея патронов. Но скоро прибежит полярная лисица – дышать нечем, черный дым выедает глаза, и самое страшное – хэбэхи на солдатах тлеть начали, да что тлеть – припекает уже как на сковородке в одном очень неласковом для грешника месте.

      Но десантироваться с горящего бронетранспортера им не дали, прошлись из пулемета, и ефрейтор, молодой улыбчивый парень, мешком свалился внутрь – пули так изрешетили каску, что брызги мозга окатили лицо капитана. Стрелок-татарин просто привалился, и Костя, схватив мертвого парня за ноги, стащил тело в горящее чрево БТРа.

      – Наверх, парни, здесь так и так нам хана, а там хоть шанс есть! – прокричал он и в ярости рванулся наружу – огонь добрался и до него. Ноги вопили от боли, и он почувствовал, как пламя обдало его мужское «достоинство». Это придало ему сил, и Костя рванулся…

      – Твою мать! – Ермаков очнулся от короткого сна. Так и есть, это был